Дэвид Брукс - Путь к характеру

«Немногие из них прежде задумывались о тех нравственных вопросах, которые мы им задавали», — пишет Смит и его соавторы. Студенты не понимали, что нравственная дилемма возникает, когда сталкиваются две равнозначные нравственные ценности. Они исходили из того, что нравственный выбор — это выбор того, что кажется правильным, что вызывает комфортные эмоции. Один из студентов дал характерный ответ: «Ну, я думаю, что назвать правильным зависит от того, какие у меня от этого ощущения. Но каждый ведь чувствует по-своему, так что я не могу за других говорить, что хорошо, а что плохо» {324} 324 Smith, Christian, Christoffersen, Kari, Davidson, Hilary . Lost in Transition: The Dark Side of Emerging Adulthood. Oxford University Press, 2011. P. 22. .

Когда человек считает, что окончательный ответ дает истинное «я» внутри, то, конечно, он склоняется к эмотивизму — выносит нравственные суждения на основе ощущений, которые у него возникают в этот момент. Разумеется, он становится релятивистом. У одного истинного «я» нет оснований судить другое истинное «я» или спорить с ним. Раз окончательное решение всегда за истинным «я» внутри, а не за внешним ориентиром, сложившимся в обществе, совершенно естественно, что человек становится индивидуалистом. Конечно, он теряет связь с нравственным лексиконом, который нужен, чтобы задумываться об этих вопросах. Конечно, внутренняя жизнь у него становится более ровной: вместо вдохновляющих вершин и бездонных бездн принятие этических решений превращается в однообразный холмистый ландшафт.

Умственное пространство, которое прежде было отдано нравственной борьбе, постепенно оказалось во власти погони за успехом. На смену нравственности пришла польза. Второго Адама вытеснил первый Адам.

В 1866 году Лев Толстой опубликовал знаменитую повесть «Смерть Ивана Ильича». Ее центральный персонаж — успеш­ный судейский чиновник. Однажды, вешая шторы в новом доме, он падает и ушибается. Сначала он не придает этому значения, но потом замечает странный вкус во рту, недомогание — и постепенно понимает, что скоро умрет, хотя ему всего 45 лет.

Жизненный путь и карьера Ивана Ильича до этого момента складывались, казалось бы, удачно. Толстой описывает его «человеком способным, весело-добродушным и общительным, но строго исполняющим то, что он считал своим долгом; долгом же он своим считал все то, что считалось таковым наивысше поставленными людьми». Другими словами, он типичный результат нравственной экологии и социальной системы своего времени. У него хорошая служба, прекрасная репутация. Он охладел к жене, стал проводить меньше времени с семьей и считает это нормальным.

Иван Ильич пытается вернуться к прежнему образу мыслей, но надвигающаяся смерть заставляет его думать совсем о другом. Он с нежностью вспоминает детство, но чем больше размышляет о взрослой жизни, тем менее удовлетворительной она ему кажется. Женился он поспешно, почти случайно. Он годами пекся только о деньгах. Его карьерные успехи теперь кажутся ничтожными. «Может быть, я жил не так, как должно?» — вдруг спрашивает себя он.

Чем выше герой поднимается во внешнем мире, тем ниже падает внутренне. Прошлая жизнь представляется ему в образе «камня, летящего вниз со все увеличивающейся быстротой».

Ему приходит в голову, что он все-таки чувствовал некоторые порывы противостоять тому, что в обществе считалось хорошим и правильным, но не обращал на них внимания. Теперь он понимает, что «его служба, и его устройства жизни, и его семья, и эти интересы общества и службы — все это могло быть не то. Он попытался защитить пред собой все это. И вдруг почувствовал всю слабость того, что он защищает. И защищать нечего было».

Толстой, возможно, слишком сгущает краски, осуждая жизнь первого Адама, которую вел Иван Ильич. Не все в ней было ложно и бессмысленно. Но он точно живописал человека, который до самой смерти обходился без внутреннего мира. В эти последние часы герой повести наконец видит проблеск того, о чем должен был знать всю жизнь: «…провалился в дыру, и там, в конце дыры, засветилось что-то. <���…> В это самое время Иван Ильич провалился, увидал свет, и ему открылось, что жизнь его была не то, что надо, но что это можно еще поправить. Он спросил себя: что же “то”, и затих, прислушиваясь».

Многие из нас живут, как Иваны Ильичи, понимая, что социальная система, частью которой мы являемся, заставляет нас вести неудовлетворительную, внешнюю жизнь. Но у нас есть то, чего не было у толстовского героя, — время, чтобы все исправить. Вопрос в том, как это сделать.

Ответ — в выступлении против общего направления культуры, хотя бы отчасти. В том, чтобы стать частью контркультуры, жить полной жизнью, развивать душу. Скорее всего, придется объявить, что силы, поощряющие большое «я», во многом нужные, освободительные, зашли слишком далеко. Мы утратили равновесие. Вероятно, надо одной ногой стоять в мире достижений, а другой — в контркультуре, которая противоречит этике достижения. Вероятно, надо восстановить баланс между первым Адамом и вторым и понять, что второй Адам в конечном счете важнее первого.

Любое общество формирует свою нравственную экологию, свой моральный кодекс. Это совокупность норм, убеждений, взглядов и привычек и укоренившийся набор нравственных правил. Моральный кодекс поощряет определенную модель поведения: если поведение человека соответствует моральному кодексу общества, ему улыбаются, поощряя продолжать в том же духе. Моральный кодекс никогда не бывает принятым единогласно: всегда найдутся бунтари, критики и аутсайдеры. Однако любая нравственная экология подразумевает общую реакцию на текущие проблемы, и по этой реакции можно судить о людях, которые живут в этой среде.

В последние несколько десятилетий мы неизменно помещали в центр нашего морального кодекса большое «я», веру в золотую статую в основе нашей личности. Мы удобряли почву для роста нарциссизма и самовосхваления. Мы сосредоточились на внешней стороне нашей природы, на первом Адаме и оставили без внимания внутренний мир, мир второго Адама.

Чтобы восстановить равновесие и снова обрести второго Адама, чтобы воспитать в себе добродетели «для некролога», необходимо возродить к жизни и начать вновь использовать то, что мы нечаянно оставили в прошлом, — традицию нравственного реализма, или то, что я называл традицией «кривой тесины». Вероятно, нужно возводить моральный кодекс, следуя ответам на главные вопросы: к чему мне стремиться в жизни? Кто я и какова моя природа? Что мне делать, чтобы с каждым днем улучшать свою природу? Какие добродетели важнее всего взращивать в себе и каких слабостей больше всего стоит опасаться? Как мне воспитывать детей, чтобы они четко понимали, кто они, и располагали практическим набором идей, как им идти к сильному характеру?