Жан-Клод Ларше - Исцеление психических болезней [Опыт христианского Востока первых веков]

Не следует думать, что между двумя предыдущими точками зрения и утверждениями аввы Серена существует действительное противоречие. Речь идет, кажется, о различных случаях, в каждом из которых рассудить и решить, что послужит большей пользе, должен духовный руководитель. Основой для решения представляется положительное или отрицательное отношение одержимого к Святым Тайнам, его воля и способность к участию в Таинстве в том духовном устроении, которое для этого необходимо.

Жития святых достаточно свидетельствуют о добром приеме, который оказывался одержимым/умалишенным в монастырях и храмах [233], поэтому следует рассматривать любую дискриминационную в их отношении практику; как уклонение от нормы. Близкие одержимых или умалишенных нередко приводили их в монастыри, потому что знали, что здесь их с готовностью и радостью примут, окажут им всяческое расположение и внимательно о них позаботятся. Такая практика никогда не воспринималась как стремление изолировать этих людей от мира, расстаться с ними или поместить их под стражу. Монастырь вовсе не рассматривается в качестве дома скорби или тюрьмы, но как место, где у одержимого/ умалишенного больше надежды найти исцеление, поскольку именно здесь с наибольшей силой призывается врачующая благодать Божия, ибо здесь находятся подвижники, которые благодаря аскезе стали в Духе подобными «Верховному и Небесному Врачу» и участвуют в Его бесконечном сострадании и Его возрождающем всемогуществе [234].

Святой способен не только распознать возможное бесовское воздействие, но и освободить от него страждущего. Поэтому к нему обращаются как при безумии бесовского происхождения, так и при заболевании с неясной этиологией [235].

Известно, что святой может чудесно вылечить все формы безумия, хотя возможных причин безумия как болезни много, но в конечном итоге духовное врачевство – едино, ибо един Врач всего. Блаженный Феодорит Кирский повествует по поводу Марона Отшельника, что Бог «так щедро одарил этого подвижника силой исцелений, что слава о Мароне распространилась повсюду; со всех сторон приходило к нему множество людей… Перед очами всех и горячки гасли под росою его благословения, и исступления прекращались, и бесы обращались в бегство, и различные болезни исцелялись единственным лекарством. Ибо врачи обыкновенно к каждой болезни применяют соответствующее ей лекарство, а молитва святых есть общее лекарство против всех болезней» [236].

Силой Христовой совершаются все исцеления и изгоняются все бесы. Именно к ней взывают подвижники и являют ее, призывая имя Иисусово, которое особенно действенно в брани против бесов и может, следовательно, освободить человека от безумия. «И теперь еще имя Иисуса дает мир мятущейся человеческой мысли (εκστασις διανοίας), изгоняет демонов, исцеляет болезни…» – утверждает Ориген81, который еще замечает: «И в доказательство, что через эту веру восприяли чрезвычайную чудесную силу, некоторые совершают исцеления благодаря тому только, что призывают на больных имя Всемогущего Бога, изрекают имя Иисуса и вместе с этим читают повествование об Его жизни. Мы даже видели много таких, которые этим способом освободились от тяжелых страданий, от помрачения ума (διανοίας), безумия (μανία) и множества других болезней…» [237]. Однако имя Иисусово не действует автоматически, будто магическая формула. Спаситель отвечает на воззвание к Его имени соразмерно вере того, кто через Его имя прибегает к Божественному всемогуществу. Совладать с бесами и положить предел их действию может только тот, кто обладает непреложной верой, чистым сердцем, глубоким смирением и великим состраданием к жертве диавола [238]. Изгоняющий беса должен ясно осознавать, во–первых, что он действует не ради себя, а ради того, чтобы помочь страждущему, и, во–вторых, что он действует не собственными силами. Преподобный Антоний Великий подчеркивает, что «изгонять бесов это дар Спасителя» [239]. Поэтому все святые, имеющие дело с подобной просьбой, во всех ситуациях в первую очередь обращаются к молитве: в этом основной принцип «их» врачебного искусства. Как правило, они также применяют знамение креста [240]– печать силы Христовой, обращающее на человека благодать Распятого Иисуса, Победителя всякого зла, всякого страдания, всякого тления, ниспровергшего власть диавола. Каллиник говорит о преподобном Ипатии: «Сколь много людей, помрачившихся рассудком (φρενοβλαβήσαντας) под воздействием бесов, Господь исцелил через его посредство! Ибо Господь дал ему такую благодать исцелений, что молитвой и печатью Христа (крестным знамением) он изгонял даже самых жестоких бесов» [241]. Помимо этого святые часто прибегают для исцеления одержимых/умалишенных ко всем обычным духовным врачевствам [242]: к помазанию освященным елеем или растиранию, к освященной воде [243], иногда – к возложению рук [244]. Традиционная форма изгнания злых духов, когда подвижник приказывает бесу выйти, описана лишь в нескольких случаях [245].

Помимо этих обычных и общепринятых средств встречаются также частные формы лечения.

Некоторые отцы Церкви использовали в определенных случаях меру утеснения больного (то есть связывали его в определенном положении. – Примеч. ред .). Кажется, это было достаточно распространено в современном им обществе, на что указывает и следующее замечание блаженного Феодорита Кирского: «Врачи должны терпеть тяжелых больных, оскорбляющих их или даже ударяющих их кулаками или ногами. Ибо именно так сумасшедшие (παραπαίοντες) переходят границы! В таких случаях врачи не раздражаются: они привязывают больных, силой обливают им голову и придумывают всякие способы, чтобы победить болезнь и восстановить равновесие телесных органов» [246]. Подобный случай мы, находим в «Истории боголюбцев», где к авве Иулиану приводят одержимого, связанного его близкими: «Был некто человек, которого связал дух, так что он кусал свое собственное тело, и смущал его, так что он нападал даже на окружающих. Видя эту одержимость, близкие заключили его в мешки» [247].

Эта практика встречается и в монашеской среде, так как Палладий повествует в «Лавсаике» о том, как два монаха, Валент [248]и Эрон [249], впавшие под воздействием диавола в гордость и бред, были связаны своими собратьями. Каков же смысл такой практики? По поводу Эрона ничего не уточняется. О Валенте же мы знаем, что, «связав его цепями, святые отцы в течение одного года вылечили его, молитвами, и хитрым безразличием, и более праздной жизнью уничтожив его самомнение, как говорится: противное излечивается противным лекарством» [250].

Следовательно, меры утеснения, навязанные Валенту, вовсе не выражают какое‑либо отвержение, исключение его из общества или оставленность. Для святых отцов этот способ не является средством избавить себя от беспокойного брата, изолировать его или наложить на него какое‑либо наказание. Наоборот, они заботятся о нем и настойчиво трудятся над его исцелением. То «безразличие» (αδιαφορία), о котором здесь упоминается, не означает невнимательность или отсутствие интереса к больному. Стремясь излечить Валента от гордости и тщеславия, породивших его бред, братья поступают таким образом, что он не замечает того внимания, которым пользуется, и в конце концов он перестает считать себя центром внимания и предметом почитания, хотя прежде он хвалился перед всеми братьями, что видел Христа и не имеет нужды в святом причастии [251]. В том же «Лавсаике» можно найти другой пример применения аналогичного лечения к некоему Авраамию, который подобным образом под воздействием гордости и бесов стал бредить: «Святые отцы… заставив вести иную, более простую жизнь, исцелили его от гордости. Приведши Авраамия в сознание собственной немощи, они доказали, что с ей пустынник обольщен был демоном гордости…» [252]. Согласно указанному принципу: «Противное излечивается противным лекарством», следует признать, что в данном случае меры утеснения имеют целью, во–первых, смирить Валента (то есть через осознание своего положения привести его к чувству смирения, которое могло бы в нем вытеснить чувство гордости, которым он страдает). Во–вторых, целью этих мер была его изоляция с тем, чтобы позволить ему вести ту более спокойную жизнь, которая описана выше. Обычная жизнь в общине могла дать ему лишь множество предлогов к тщеславным помыслам из‑за присутствия внимательных зрителей и слушателей [253].