Филип Фернбах - Иллюзия знания. Почему мы никогда не думаем в одиночестве

Когда вы слушаете, как Майк рассказывает о науке, становится понятно, что он умный, мыслящий и вдумчивый человек. Его интеллектуальная скромность проявляется, когда он говорит о том, что чего-то не знает, и о сложности тем, в которых пытается разобраться. Большую часть жизни Майк придерживался воззрений, как сказало бы большинство ученых, абсолютно возмутительных. Сомнения Майка в своих убеждениях привели к радикальным изменениям в его жизни и к разрыву с самыми близкими людьми. Такова сила культурных традиций. Наши верования и установки не являются только нашими. Они принадлежат всей нашей общине. Поэтому изменить их действительно очень трудно.

Опыт Майка позволяет нам понять, откуда берется иллюзия знания. Обычно ни у кого из нас нет достаточно обоснованной и детализированной точки зрения в отношении новых технологий и научных достижений. У нас просто нет другого выхода, кроме как принимать точку зрения людей, которым мы доверяем. Наши взгляды и позиция окружающих нас людей взаимно дополняют и усиливают друг друга. Наличие твердого мнения само по себе заставляет нас думать, что оно имеет под собой серьезные основания. Поэтому мы считаем, что знаем очень много (больше, чем на самом деле).

В описанном выше исследовании мы просили людей ответить на ряд вопросов, позволяющих примерно определить минимальный уровень научной грамотности, а затем спрашивали их об отношении к технологиям. Кроме того, респондентам предлагали оценить уровень своих знаний об этих технологиях. Никакой связи между научной грамотностью и оценкой людьми своих собственных знаний обнаружено не было. Респонденты, плохо ответившие на вопросы, оценивали свои знания не ниже, чем люди, успешно справившиеся с вопросами.

Впрочем, такая самоуверенность выглядит вполне разумной, потому что это никто никогда не проверял. Мы окружены людьми, мыслящими примерно в тех же категориях и знающих примерно столько же, сколько и мы. Мы все живем в сообществах носителей знаний, но, к сожалению, иногда знания в таких сообществах с научной точки зрения оказываются несостоятельными. Попытки повысить уровень научной грамотности будут неэффективными, если не изменить консенсус общины. В противном случае способному ученику придется примкнуть к другой общине.

Все это в настоящее время хорошо известно. Люди обычно имеют ограниченное представление о сложных проблемах и не способны разобраться в деталях (как при ответах на фактологические вопросы). Кроме того, у людей нет четкого представления о том, сколько они знают, а потому их представления об обоснованности собственных установок в огромной степени зависят от данного сообщества носителей знаний. В результате в обществе формируются группы с поляризованными и эмоционально заряженными взглядами, изменить которые очень трудно.

Значит ли это, что следует отказаться от модели дефицита? Действительно ли усилия по просвещению людей с целью выработки у них положительного отношения к науке и технологии тщетны?

Одним из главных недостатков исследований в области научной грамотности является то, что во главу угла ставятся оценки научного знания, основанные на фактах. Опросы, оценивающие уровень знания научных фактов, не самый лучший способ выявления информации, которая формирует представления людей о науке и технике. Факты запоминать трудно, особенно в тех случаях, когда сколько-нибудь глубокое понимание соответствующих проблем отсутствует. Очень немногие из нас глубоко разбираются в научных проблемах. В 1-й и во 2-й главах мы говорили о том, что наш разум плохо запоминает детали и что наши представления о мироустройстве весьма поверхностны.

В качестве примера рассмотрим один из вопросов из приведенной выше таблицы. Правда ли, что антибиотики убивают как вирусы, так и бактерии? При оценке научной грамотности по ответам на подобные вопросы мы, естественно, обращаем внимание на 50 % американцев, давших неправильный ответ, и ставим перед собой задачу, как помочь этим людям перейти в другую половину респондентов, ответивших на этот вопрос. Если же мы настроены не столь благородно, товозникает мысль: какогочерта они не знают таких элементарных вещей? Наши СМИ обычно не отличаются благородством. Поэтому после выхода очередного ежегодного отчета «Индикаторы науки и техники» мы ожидаем появление множества статей, озаглавленных примерно так: «НЕВЕЖДЫ – из 4 американцев 1 не знает, что Земля вращается вокруг Солнца» (131). Но при этом упускается из виду следующее: результаты опроса можно интерпретировать иначе, например можно обратить внимание на людей, давших правильный ответ, и задаться вопросом, намного ли они отличаются от тех, кто давал ошибочные ответы. Дело в том, что подавляющее большинство людей, осведомленных о том, что антибиотики эффективны только в отношении бактерий, знают это как отдельный факт, не подкрепленный никакими деталями. Разве многие из нас смогут внятно объяснить, какова разница между вирусом и бактерией, как работают антибиотики и почему они эффективны против бактерий и неэффективны против вирусов? И в этом нет ничего удивительного. Невозможно представить себе, чтобы обычный человек стремился получить глубокие знания по десяткам научных направлений. Вот почему мы в огромной степени зависим от сообщества носителей знаний.

В главе 3 мы показали, что когнитивная система отдельного человека настроена на поиск причинно-следственных связей. Люди конструируют причинно-следственные модели и мыслят, опираясь на эти модели. Именно причинно-следственные модели образуют основу для человеческого мышления и рассуждений об устройстве мира с использованием имеющихся у нас представлений о механизмах, управляющих миром. В главе 4 мы видели, что наши индивидуальные модели часто оказываются наивными и неточными и, чтобы они соответствовали нашему непосредственному опыту, их приходится корректировать. Такие модели тоже во многом формируют наши установки.

Приведем пример, как обычная причинно-следственная модель приводит к формированию неправильной установки. Исследователи потребительского рынка Вероника Ильюк, Лорен Блок и Дэвид Фаро показали, что большинство людей считает, что если человек выполняет тяжелую работу, то действие фармакологических препаратов заканчивается быстрее. Например, человек, съевший конфету, содержащую энергетик, уверен, что действие энергетика закончится быстрее, если он будет работать более интенсивно. На самом деле длительность действия большинства препаратов не зависит от напряженности труда. Однако представление о быстром прекращении действия препарата интуитивно понятно, ибо наша причинно-следственная модель эффективности изделия сформировалась на основе данных из других областей, где большее усилие означает больший расход ресурсов. Движущаяся вверх по склону машина расходует больше бензина, чем на ровной дороге; велосипедист, поднимающийся в гору, тратит больше калорий, чем спускающийся с горы. Такая ошибка имеет не только чисто теоретическое значение. Неверная причинно-следственная модель может привести к тому, что люди будут потреблять больше фармацевтических препаратов, чем нужно (132).