Зигмунд Фрейд - Психопатология обыденной жизни. Толкование сновидений. Пять лекций о психоанализе [сборник]

Двусмысленность слова Beförderung (передвижение и продвижение по службе) создала в данном случае ассоциативный мост между двумя комплексами – несущественным, который был вызван чтением газетной заметки, и другим, более интересным, но зато и предосудительным, который мог здесь оказать свое действие в форме искажения прочитанного текста. Из этого примера видно, что не всегда бывает легко выяснить эпизоды вроде такой ошибки. Иной раз бывает необходимо отложить разрешение загадки на более благоприятное время. Но чем труднее оказывается разгадывание, тем с большей уверенностью можно ожидать, что будучи, наконец, вскрыта, мешающая мысль будет воспринята нашим сознательным мышлением как нечто чуждое и противоестественное.

в) Однажды я получил письмо из окрестностей Вены, сообщившее мне потрясшую меня новость. Тотчас же я позвал мою жену и поделился с ней печальным известием о том, что «бедная В. М.» так тяжело больна, что врачи считают ее безнадежной. В тех словах, в которых я выразил свое сожаление, что-то, должно быть, прозвучало неправильно, потому что жена моя посмотрела на меня с недоверием и попросила дать ей прочесть письмо. Она выразила уверенность, что озвученного мной там не может быть, ибо никто не называет жены по имени мужа; к тому же автору письма прекрасно это имя известно. Я упорно стоял на своем, ссылаясь на обычные визитные карточки, на которых жена сама обозначает себя по имени мужа. В конце концов, пришлось взять письмо и мы, действительно, прочли в нем «бедный В. М.», более того, – чего я совсем не заметил, – «бедный доктор В. М.». Моя ошибка означала, если можно так выразиться, судорожную попытку перенести печальное известие с мужа на жену. Находившееся между прилагательным и собственным именем обозначение звания плохо вязалось с требованием, чтобы дело касалось жены, и потому при чтении было устранено. Мотивом этого искажения было, однако, не то, что жена была мне менее симпатична, чем муж, а то, что участь этого несчастного вызвала во мне беспокойство и о другом близком мне человеке, чья болезнь была в некотором отношении аналогична этой.

г) Досадна и смешна ошибка, которую я делаю очень часто, когда случается на каникулах гулять по улицам незнакомого города. На каждой вывеске, которая сколько-нибудь подходит для этого, я вижу «Антиквариат». В этом сказывается зуд коллекционера.

а) На листе бумаги, заключавшем в себе краткие ежедневные заметки преимущественно делового характера, я к удивлению своему нашел среди правильных дат сентября месяца ошибочное обозначение «четверг, 20 октября». Не трудно объяснить это предвосхищение выражением пожелания. Несколькими днями раньше я вернулся из каникулярного путешествия и ощущал готовность к усиленной врачебной деятельности, но число пациентов было еще невелико. Приехав, я нашел письмо от одной больной, которая писала, что будет у меня 20 октября. В тот момент, когда я собирался выставить то же число сентября месяца, я мог подумать: «Пускай бы X. была уже здесь; как жалко терять целый месяц!» – и с этой мыслью передвинуть дату вперед. Мысль, вызвавшая расстройство, вряд ли могла бы в данном случае показаться предосудительной, но зато и вскрыть причины описки мне удалось тотчас же, как только я ее заметил. Совершенно аналогичная и подобным же образом мотивированная описка повторилась затем год спустя.

б) Я получил корректуру моей статьи для «Ежегодника неврологии и психиатрии» и должен был, естественно, с особой тщательностью просмотреть имена авторов, которые принадлежали к различным нациям и представляли поэтому большие трудности для наборщика. Некоторые иностранные имена мне, действительно, пришлось выправить, но одно имя наборщик исправил сам, и исправил с полным основанием. Я написал Букргард, наборщик угадал в этом Буркгард. Я сам похвалил, как ценную, статью одного акушера о влиянии родов на происхождение детского паралича; ничего не имею и против автора, но у него в Вене есть однофамилец, рассердивший меня своей невнятной критикой «Толкования снов». Было как раз так, словно я, вписывая имя акушера Буркгарда, подумал что-то нехорошее о другом Буркгарде, моем критике, ибо искажение имен сплошь да рядом обозначает пренебрежение,как я уже указывал в главе об обмолвках [115].

в) Более серьезный случай описки, который, пожалуй, с тем же основанием можно было бы отнести к разряду «ошибочных действий», таков. Я намеревался взять из сберегательной кассы сумму в 300 крон, которые собирался послать родственнику, уехавшему лечиться. Я заметил при этом, что у меня на счету имелось 4380 крон, и решил свести эту сумму к круглой цифре 4000 крон с тем, чтобы в ближайшем времени их уже не трогать. Заполнив ордер и отрезав соответствующие цифры [116], я вдруг заметил, что отрезал не 380 крон, как намеревался, а438, и ужаснулся невнимательности, которую проявил. Что испуг мой неоснователен, я понял скоро: не стал же я беднее, чем раньше. Но мне пришлось довольно долго раздумывать над тем, какое неосознанное влияние могло расстроить мое первоначальное намерение. На первых порах я стал на ложный путь: вычел одно число из другого, но не знал, что сделать с разностью. В конце концов, случайно пришедшая в голову мысль обнаружила предо мной настоящую связь: 438 составляли десять процентов всего моего счета в 4380 крон! Десятипроцентную же уступку давал мне книготорговец. Я вспомнил, что несколькими днями раньше я отобрал ряд медицинских книг, утративших для меня интерес, и предложил их книготорговцу как раз за 300 крон. Он нашел, что цена слишком высока, и обещал через несколько дней дать окончательный ответ. Если бы он принял мое предложение, то этим как раз возместил бы ту сумму, которую я собирался издержать на больного родственника. Несомненно, что этих денег мне было жалко. Аффект, испытанный мной, когда я заметил ошибку, мог быть скорее объяснен как боязнь обеднеть из-за таких расходов. Но и то, и другое – и сожаление об этом расходе, и связанная с ним боязнь обеднеть – были совершенно чужды моему сознанию; я не чувствовал сожаления, когда обещал эту сумму, и мотивировку этого сожаления нашел бы смешной. Я, вероятно, и не поверил бы, что во мне может зашевелиться такое чувство, если бы, благодаря практике психоанализов, производимых над пациентами, я в значительной степени не освоился с феноменом вытеснения в душевной жизни и если бы несколькими днями раньше не видел сна, который требовал того же самого объяснения.

г) Цитирую по доктору Штекелю следующий случай, достоверность которого могу также засвидетельствовать: «Прямо невероятный случай ошибочного чтения и письма произошел в редакции одного распространенного еженедельника. Редакция эта была публично названа „продажной“; надо было дать отповедь и защититься. Статья была написана очень горячо, с большим пафосом. Главный редактор прочел статью, автор прочел ее, конечно, несколько раз – в рукописи и в гранках; все были очень довольны. Вдруг появляется корректор и обращает внимание на маленькую ошибку, никем не замеченную. Соответствующее место ясно гласило: „Наши читатели засвидетельствуют, что мы всегда наикорыстнейшим (in eigennützigster Weise) способом отстаивали общественное благо". Само собой понятно, что должно было быть написано „бескорыстнейшим" (uneigennützigster), но истинная мысль со стихийной силой прорвалась чрез патетическую фразу».