Мария Хайнц - 17 экспериментов, которые перевернули мою жизнь или Как я научилась быть счастливой

Я только что была у зубного, половина лица онемела от анестезии, и я чувствую себя как Пьерро, который, улыбайся-не улыбайся, выглядит одинаково грустным. Даниель берет камешек и, радуясь свободе, бежит к дороге. Я за ним. По дороге едет полицейская машина. Хватаю Даниеля у бордюра и беру на руки. Полицейские укоризненно смотрят на меня из окна: «Мол, могла бы и побыстрее, мамаша. Мы уже страху натерпеться успели».

У меня тоже много страхов, но сегодня они к детям не относятся. Даниель просится на землю - у него еще план на сегодня не выполнен. У меня - планов громадье и в то же время - никаких. Написать запись на завтра в блог нужно, но желания нет. Взяться за вторую книгу про тайм-менеджмент для мам - тоже. Когда я о ней думаю, у меня такое ощущение, что мне предстоит вычерпать море кружкой, поэтому и желания нет. Всегда, когда я общаюсь с моей сестрой, девушкой целеустремленной и успешной во всех отношениях, у меня возникает ощущение того, что я в своей жизни что-то сделала неправильно. Где-то недожала, где-то недосмотрела, да попросту поленилась в какой-то момент или подменила важное неважным, неприятное приятным, сложное легким.

Сестра моя такого никогда не делала. Даже вчера, когда мы обсуждали приятные и

неприятные моменты работы (ее - в банке и мои - дома), то оказалось, что под моим отвращением к профессии «продажник» (именно так она называет свою работу) скрывается мой страх звонить людям. Сестра моя, как оказалась, этого тоже не любит, но рассматривает как «лягушку» (так эти дела называются в тайм-менеджменте). Она делает список звонков, а потом ест эти «лягушки», не особенно раздумывая.

- Самое трудное - это первый шаг, - говорит она. - А потом уже включаешься в разговор и наслаждаешься процессом.

- Точно. Когда я звоню кому-нибудь незнакомому, думаю, что ни за что на свете не хотела бы иметь работу, где мне пришлось бы это делать каждый день: звонить незнакомым людям и просить их что-нибудь купить. Мне кажется это чем-то низким.

А теперь я чувствую себя гораздо ниже, примерно на том уровне, где сидит Даниель и рассматривает то, что у дерева оставила после утреннего туалета собака. Вся эта «мамская» деятельность кажется мне слишком простой. Нет, не низкой, но слишком простой. Ее мог бы делать кто угодно: няня, которая вчера оставалась с нашими детьми, пока мы ходили в ресторан, или воспитатели детского сада, куда наверняка взяли бы Даниеля, если бы я работала.

Но я не работаю, и в этом проблема. Я не вижу прямой пользы от того, что я делаю. Перспектив трудоустройства по моей специальности здесь нет. И даже если бы мы переехали куда-нибудь в Дюссельдорф или Франкфурт, и я, поднапрягшись, устроилась бы работать в какую-нибудь международную юридическую фирму или компанию, ориентирующуюся на российский рынок, то кто бы тогда кормил моих детей? Кто бы укладывал их спать? Кто бы отвозил и забирал Сашу из детского садика? Но самое главное не в этом. Даже когда они подрастут, я не смогу быть юристом. Потому что не хочу. Меня тошнит, когда я думаю о контрактах. Гораздо больше, чем от собачьих экскрементов, к которым снова подбирается Даниель. Оттягиваю его от дерева и показываю ему кучу ярко-желтых кленовых листьев.

У меня всегда была мечта - походить с детьми по осеннему ковру из листьев,

побросать их вверх и полюбоваться, как они вертолетиками падают вниз. Только в Германии чистящим службам ничего о моей мечте не известно. Они с немецкой пунктуальностью убирают опавшие листья, а вот сейчас - после выходных успело немного накопиться.

Даниель шуршит маленькими ножками по листве и улыбается. Он - маленькое чудо для меня.

Вчера мы были пару часов с сестрой на велосипедной прогулке. Нужно было видеть его глаза, когда мы вернулись. У меня такое ощущение, что если маленький ребенок теряет из виду маму, то он думает - это навсегда. Она никогда не вернется! Он крепится, не плачет, но от двери не отходит. Ждет и надеется, что она вернется. Шаги на лестнице. Не она. Опять шаги. И снова не она. Папа сует в руку булку. Нет аппетита. Лицо папы растягивается в улыбке и поворачивается к двери.

«Мама!!! А я и не заметил, как ты вернулась! Ты вернулась!!!»

И тут рыданий не остановить. Беру его на ручки.

- Мы же всего на часик уехали. А ты так соскучился? - приговариваю я и обнимаю всхлипывающее тельце. Он же не знает, что такое «часик». Он думает, что мама уходит навсегда.

Даниель, обнаружив под листьями камешки, набирает их полные руки, один сует за щеку и опять идет к канализационному люку. Я - за ним.

- Ну что, Даниель? Все камешки под землю спустил?

Мимо проезжает та же машина, полицейские подозрительно смотрят на нас. Видимо, кого-то ищут.

Я с моим полузастывшим лицом выгляжу наверняка, как человек на фотороботе, который они держат в руках. Анестезия не проходит, а наоборот, ползет по правому глазу к уху и к макушке. Врач перестарался. Я на секунду представляю себе, что меня арестовывают и по ошибке сажают в тюрьму. Мои дети остаются без мамы.

Хватаю Даниеля и бегу домой. Наверное, это выглядит странно - убегать прямо

перед глазами полицейских, но мне все равно. Даниель с удивлением смотрит на мое лицо. Я улыбаюсь, но знаю, что это получается нелепо, глупо. Полузастывшее лицо. Мне хочется, чтобы у меня застыли мысли. Хотя бы до завтра, когда впечатления об увлекательных рассказах о работе, встречах с клиентами, общением с коллегами и поездках в Россию в командировки моей сестры, немного поизотрутся о вечер в одиночестве с моими двумя малышами. Папа наш сегодня на суточном дежурстве. Заплакать что ли? Нет, повода нет для этого. Никакого повода для слез нет.

У меня все не так и плохо. У меня нет работы, нет самореализации, нет ощущения, что мои знания и умения кому-то нужны. Но у меня есть мои мальчики, которым я очень нужна, пусть они об этом и узнают только, когда приезжает моя сестра и вытаскивает меня куда-нибудь понюхать свободы.

И еще у меня есть блог. Это мое окно в мир. Это моя маленькая попытка самореализации. И все же мне ее кажется мало. Я недотягиваю до планки моих способностей - всего того, что даровано мне природой. Даже в моих экспериментах я не иду до конца. Я трушу. Экспериментирую над телом, над нашими отношениями с мужем, чтобы не делать самого главного - искать то, для чего я родилась. Мой муж как-то мне сказал, что мое призвание - это присматривать за детьми и писать, но в последнее время у меня нет уверенности, что это действительно так. Я люблю своих детей, но они когда-нибудь уйдут из нашей семьи. И с ними призвание и смысл жизни? Нет. Призвание - это с чем ты рождаешься, и что никуда не уходит. Призвание - это твоя суть. А что есть моя суть? Что есть я?

Когда я переехала в Германию, я была уверена, что я - писатель. Я все время писала. С четырнадцати лет: стихи, дневники, письма, рассказы. Я брала уроки русского языка и ждала подходящего шанса, чтобы начать. Мой переезд в Германию и рождение сына стали таким шансом. И первые знаки говорили мне, что я иду правильным путем.