Эдвард Хэлловэлл - Почему я отвлекаюсь

— А как насчет фантазий? — задал я следующий вопрос.

Полли вручила мне стопку бумаг.

— Это учительские отчеты из первого класса. Там одно и то же: «Выключается. Кажется застенчивой. Не может сосредоточиться, если ей постоянно не напоминать». Один из преподавателей даже предположил, что у нее депрессия, потому что она все время тихо себя ведет. Но только в этом году, когда Бекки Трусдейл…

— Кто-кто? — переспросил я.

— Бекки Трусдейл, ее учительница в пятом классе. Она первой пришла к выводу, что у моей дочери может быть СДВ, или нарушение обучаемости. Должна признаться, что никогда не слышала про этот синдром, только про гиперактивность у мальчиков. Но Бекки говорит, что у девочек бывает то же самое и иногда вместо гиперактивности есть «отключение».

— Бекки права. У девочек, как и у мальчиков, может возникнуть СДВ. Гиперактивность — устаревшее название этого синдрома: недавно его заменили термином СДВ, чтобы указать на сбивчивость внимания, которая наблюдается у таких детей. Многие девочки с этим синдромом так и остаются без диагноза. Окружающие считают, что они просто тихие или даже страдают от депрессии, как в случае с Пенни.

Затем я вкратце рассказал семье Макбрайд о синдроме СДВ и подчеркнул, что он часто встречается у творческих, одаренных интуицией детей.

— У очень многих детей с СДВ есть и сильные черты: для некоторых мы даже не придумали названия, а некоторые всем хорошо знакомы. У них богатое воображение, они сопереживают, тонко подстраиваются под настроение и мысли окружающих, даже если пропускают мимо ушей большую часть сказанного. Самое главное — поставить диагноз до того, как ребенок серьезно пострадает от школьных неудач и обрастет унизительными ярлыками. С небольшой помощью они могут просто расцвести.

Потом я немного почитал вслух отзывы учителей. Полли оказалась права: они были переполнены указаниями на рассеянность, сны наяву, не доведенную до конца работу. Замечания напомнили мне термин, которым Присцилла Вейл, специалист по консультированию пар и проблемам языка в отношениях, описывает детей, не очень вписывающихся в заданные рамки: дети-загадки.

— Вы хотите встретиться с Пенни? — спросила Полли.

— Конечно. Но лучше мне самому к ней прийти. Разговор в кабинете врача часто заставляет детей с СДВ сосредоточиться. Порядок и новизна резко снимают симптомы СДВ, и даже страх, который дети иногда чувствуют, может помочь им собраться. Поэтому педиатрам легко не заметить этот диагноз: симптомы просто не здесь, не в кабинете. В школе картина будет ближе к истине. Так могу я прийти?

Полли и Джо Макбрайд с радостью согласились и договорились с Бекки Трусдейл. Учителя обычно довольно хорошо относятся к таким визитам. Они рады поделиться тем, что знают, и их свидетельства, как правило, очень ценны.

Я тихо зашел в кабинет во время урока математики и сел рядом с книжными полками в углу. Учитель, который меня привел, показал на Пенни и вышел. Я наблюдал, стараясь не обращать на себя внимание. Пенни оказалась очень милой девочкой с хвостом каштановых волос, в желтом платьице и кроссовках. Ее парта стояла в заднем ряду у окна. Я был уверен, что она просто мечтала о таком месте.

Сейчас давайте немного отвлечемся и поговорим об окнах, школах и СДВ. Легко прийти к выводу, что окна — изобретение самого дьявола и в классе они нужны исключительно для того, чтобы искушать учеников, и ни для чего больше. Хорошие мальчики и девочки в окно не смотрят, а плохие не могут устоять перед прозрачным приглашением — широкой дорогой в небо, к деревьям и мечтам.

Страдающие СДВ тоже смотрят в окно и не могут не сбиться с мысли. Они отвлекаются, но при этом видят что-то новое или начинают другими глазами смотреть на старое. Они не только «отключаются» от мира, но и включаются в него, часто привнося свежесть и новизну. Такие люди часто становятся изобретателями и новаторами, творят, действуют. Может быть, они не всегда последовательны, но надо иметь достаточно мудрости, чтобы не вгонять их в рамки, которые им никогда не подойдут.

Так что же с дьявольскими окнами? Разве плохо в них смотреть? Неужели это верный признак грядущих проблем с учебой? Совсем нет. Я бы скорее задумался, не тот ли ребенок глупее, который в окно не смотрит.

Пенни удобно подперла щеку ладонью правой руки, пальцы левой неслышно стучали по деревянной парте, а глаза смотрели в окно. Я попытался понять, что ее привлекло, но увидел лишь небо и свисающую ветвь ближайшего дерева. Когда человек смотрит в окно, никогда точно не скажешь, что он там видит.

Время от времени, обычно в ответ на какой-то шум, Пенни поворачивалась к доске и цифрам на ней. С каждой минутой там появлялось все больше дробей. Девочка, видимо, что-то в них видела, потому что всякий раз хмурила брови. Она казалась не встревоженной, а безмятежно непонимающей. Затем поправляла волосы и, как будто следя за полетом пылинки, медленно поворачивала голову обратно к окну. Пенни не издавала ни звука. Никому не мешала. Можно сказать, ее спокойствие производило на класс умиротворяющее действие. Казалось, ее можно не замечать годами.

На перемене я подошел и представился. Родители уже предупредили девочку о моем приходе.

— Здравствуйте, доктор Хэлловэлл! — произнесла она и широко улыбнулась. — Мама сказала, что вы хороший.

— Твоя мама тоже очень приятная женщина. Она тебе еще что-нибудь сказала?

— Нет, больше ничего, — ответила Пенни, и ее лицо приняло такое выражение, как будто она должна что-то помнить, но не знает что.

— Ладно, ничего страшного. Хочешь выйти на свежий воздух?

— Мама сказала, что вы хотите со мной поговорить.

— Всего пару слов. Твои мама с папой пришли ко мне посоветоваться, как помочь тебе с успеваемостью и не только. Тебе нравится ходить в школу?

— Да! — ответила Пенни с энтузиазмом.

— А что тебе здесь нравится?

— Мне нравится учительница, другие дети, я люблю приходить сюда из дома, сидеть и слушать…

— А что тебе нравится слушать? — спросил я.

— Ой, вообще все! Больше всего — собственные мысли. Я люблю придумывать всякие истории. У нас с мамой есть такая игра…

— Она мне о ней рассказала, — признался я. — Звучит интересно. Утром на математике ты тоже этим занималась?

— Да. Я сочиняла историю о толстых старичках, похожих на шестерки, и смешных старушках, которые были как девятки. Они начали танцевать и превратились в восьмерки.

— Это здорово, Пенни. А как ты думаешь, восьмерки превратятся обратно в шестерки и девятки?

— Может, и превратятся, — сказала девочка, теребя на косичке резинку с желтыми блестками. — Вообще-то мне хотелось заставить их лечь и превратиться в бинокль, через который можно посмотреть далеко-далеко.