Эдвард Хэлловэлл - Почему я отвлекаюсь

— Они ей нравятся?

— Она их просто обожает. Ее можно успокоить такой сказкой практически в любой момент.

— Она добавляла к истории что-то от себя? Может быть, выдумывала что-нибудь?

(Умение добавлять что-то к сюжетной линии в целом позволяет оценить творческое воображение и языковые способности.)

— У нее лучше получается слушать. Я могу рассказывать сказку за сказкой, а она будет сидеть рядом и смеяться. Если задать вопрос, становится понятно, что часть она пропускает мимо ушей. Я объясняю себе, что она просто где-то далеко, но не могу точно сказать, что это значит. Просто такое ощущение.

— Видимо, вы хорошо подстроились к дочери, — заметил я.

— Знаете, теперь мне кажется, что она совершенно не воспринимает содержание, а просто любит слушать. — В голосе миссис Макбрайд послышались нотки сожаления. — И почему я раньше не обратилась за помощью?

Она расплакалась, и Джо Макбрайд, румяный мужчина в изящном деловом костюме и сдержанном фиолетово-бирюзовом галстуке, приобнял жену. Они сидели на диване в моем кабинете с каким-то напуганным и озабоченным видом.

— Полли хочет сказать, — пояснил Джо, — что мы представления не имели, будто есть проблема. Пенни была тихой маленькой девчушкой, и все.

— Попытайтесь расслабиться. Я понимаю, что вы озабочены и вам сложно было обратиться ко мне. Но, может быть, я смогу оправдать ваши ожидания.

На Полли были красный шерстяной свитер и джинсы. Слегка седеющие светлые волосы покрывала бандана, и выглядела она так, как будто только что вернулась из похода с детьми. Своим видом женщина контрастировала со стильно одетым мужем.

— Довольно сильный шок, когда твоей дочери советуют пойти к психиатру, — сказала она, вытирая глаза рукой, а не платком, предложенным мужем.

Когда мы углубились в анамнез — а ключом к постановке диагноза в такой сложной области служат не замысловатые анализы, а история жизни ребенка, — передо мной возник портрет смышленой девочки, у которой есть некоторые проблемы с речью и вниманием.

Осложнения в развитии языковых способностей могут возникать по-разному и на многих уровнях. У человека бывают сложности и с приемом, и с передачей. Проблемы на входе — их называют проблемами восприятия языка — могут нарушить и прием, и осознание информации, потому что выход зависит от того, что человек получает. Проблемы на выходе, которые называют еще проблемами выражения языка, могут влиять и на то, что человек может написать и произнести, и на то, что он представляет в мыслях.

Полноценный анализ проблем обучения и развития языковых способностей, включая дислексию, выходит далеко за рамки этой книги, но нельзя обсуждать СДВ, не упомянув языковых проблем и нарушения обучаемости в целом, поскольку они часто сосуществуют с этим синдромом и взаимно усугубляются. Кроме того, придется коснуться других неврологических проблем, которые могут маскироваться под СДВ или ухудшать его течение: от таких очевидных, как, например, нарушения слуха, близорукость и проблемы с нервами, влияющие на артикуляцию, до более тонких афазий [13] Афазия — полная или частичная утрата понимания речи окружающих и/или способности пользоваться собственной речью при сохранности слуха и функции артикуляционного аппарата. Прим. ред. , проблем с памятью и эпилепсии.

Я спросил Полли, поздно ли их дочь научилась говорить. Время важнейших достижений — ключевых этапов развития — не высечено в камне, но помогает быстро сориентироваться, стоит ли рассматривать возможность каких-то задержек. Обязательно нужно убедиться, что и врач, и родители одинаково понимают слова «рано» и «поздно». Некоторые полагают, что, если десятимесячный малыш не декламирует Шекспира, с ним что-то не то, а другие уверены, что молчать до трехлетнего возраста вполне нормально, а может, и к лучшему.

— Да, поздно, — сказала Полли. — Первые слова она начала произносить примерно в год и десять месяцев, а короткие предложения появились в три года. Педиатр посоветовал побольше читать ей вслух и вместе сочинять. Так возникли «Дальние истории».

— Они ей нравились? — спросил я.

— Она их обожала. Это было так трогательно… Я понимала, что Пенни улавливает не все, но она тихонько сидела и просила рассказывать дальше. А когда я останавливалась в середине, она тянула меня за руку и говорила: «Хочу еще!»

— А у нее получалось играть со словами?

— Что вы имеете в виду? — не поняла Полли.

— Рифмовать, повторять рифмы, выдумывать новые слова…

Полли, которая во время рассказа подалась вперед, на секунду задумалась.

— У нее не получалось точно подбирать рифму, но она постоянно придумывала какие-то словечки. Правильного слова не знала, поэтому получалось новое. Например, вместо того чтобы сказать «мы едем в аэропорт», она говорила, что мы едем в «самолетное место», а вместо «подарок на день рождения» — «штука на день коробок».

— Вы все хорошо помните, — заметил я. — А как вы на это реагировали?

— Я ее поправляла. А что, не надо было?

— Нет, это вообще не имеет значения. Я просто пытаюсь понять, как она воспринимала это с точки зрения эмоций.

— Пенни повторяла за мной новое слово. Мне не хотелось, чтобы она начала считать себя глупой.

— А вы сами думали, что она глупая? — спросил я.

— Нет, совсем нет, — горячо возразила Полли. — Если бы я так думала, наверное, не стала бы ее поправлять. Но я была уверена, что она умница и хочет говорить правильно. И я видела ее умение импровизировать и выдумывать слова, а это доказывало: она способная.

— Вы совершенно правы. Похоже, ей было сложно найти правильное слово, так сказать, на «складе». Или найти нужный склад. Или запоминать слова. Или переносить слово со склада на язык.

— Звучит довольно запутанно.

— Это и в самом деле непросто. Но главное, что мы понимаем сложность этого явления. Еще недавно людям казалось, что все легко и просто: человек либо умный, либо дурак. Еще были дополнительные категории, например гении и идиоты, но все равно в основе лежало незамысловатое представление об устройстве разума. Умные и глупые. Как простенькая игра в мяч. А потом мы стали понимать, как сложен на самом деле мир интеллекта и обучения. Например, Мел Левин, великий ученый в области проблем обучения, выделяет семь видов памяти, и проблема с обучением может коснуться любого из них. Именно это я имел в виду, когда говорил о переносе слов со «склада» — по аналогии. Теперь понятнее?

— Да. Это замечательно, — ответила Полли.

— А как обстоят дела в школе? Что случилось потом?

— Она с самого начала отставала в чтении, — сказал Джо и нахмурился.

— Это не совсем так, дорогой, — мягко возразила Полли, сдерживая раздражение его оценочным подходом. — Книги ее интересуют больше, чем других детей. Просто она не все в них понимает. Но она всегда просила ей почитать и по-прежнему любит слушать «Дальние истории», даже сейчас.