Мортимер Адлер - Шесть великих идей

Существует и другая иерархия, относящаяся скорее к области благ бытия, чем владения или действия. В данном случае градация благ сопоставима с классификацией самого бытия.

Небытие представляет собой абсолютное зло. Все, что существует и обладает какими бы то ни было достоинствами, имеет определенную степень благости. Соответственно, Бог описывается как Высшее существо, бытие которого бесконечно, а достоинства безграничны. Он являет собой высшее благо в иерархии всего существующего. Разумеется, вопрос о моральной благости Бога, то есть его доброта, справедливость и милосердие, при этом остается открытым.

Августин Блаженный [29] Августин Блаженный (354–430) — христианский теолог и философ; один из отцов христианской церкви. , говоря об иерархии благ бытия, приводит в пример мышь и жемчужину и спрашивает читателя: «Что из них вы хотели бы иметь?» Августин предполагает, что правильным ответом будет жемчужина, так как она представляет собой вещь более ценную. Если мы имеем в виду ценность приведенных в примере объектов для процесса обмена или их привлекательность, то ответ действительно можно считать верным. Затем он задает другой вопрос: «Чем из них вы бы предпочли стать?» В данном случае верным ответом будет мышь, так как живой организм обладает собственным бытием, потенциалом для развития, возможностью действовать — всем тем, чего лишена бездушная вещь, даже очень красивая.

Как мы могли видеть, блага, которыми мы желаем обладать, представляют собой либо собственность (внешние блага), либо достоинства (личные блага). Последние раскрывают наш потенциал и способности и придают смысл нашему существованию. Когда человек приобретает столь желанные всеми личные достоинства, он становится хорошим человеком — каким стремится стать практически каждый. Читатели Августина Блаженного предпочли бы стать мышью, а не жемчужиной по той же причине, по которой любой из нас хочет быть хорошим, а не плохим человеком.

Когда что-то признано самым совершенным в любой области человеческой деятельности, это означает, что превзойти данный образец невозможно. Если речь идет о благах, то какое из них занимает столь уникальное место?

Мы уже знаем, что некоторые блага никогда не становятся целью, а навсегда остаются простыми средствами для достижения чего-то большего. Другие являются одновременно и конечным объектом наших желаний, и средством достижения более высоких благ. Но существуют ли такие блага, которые мы хотели бы иметь (или должны желать) исключительно ради них самих? Если да, то можем ли мы выделить одно наибольшее благо — не просто конечную цель, не просто наилучшее, — а именно высшую точку, превзойти которую невозможно?

В античные времена таким высшим благом считалось счастье. Древние обратили внимание на очевидный факт: каждый человек воспринимает понятие «счастье» как конечную цель, а не этап на пути к чему-то большему. Фразу «я хочу быть счастливым, потому что…» невозможно закончить никакими другими словами, кроме «…я хочу быть счастливым». О любом другом человеческом желании можно сказать: «Я хочу это, потому что оно сделает меня счастливым».

Античные философы пришли к еще одному важному выводу. Несмотря на то что каждый человек использует слово счастье для обозначения конечного блага — которое желанно само по себе, а не ради достижения чего-то большего, — в понимании того, что составляет это счастье, мнения расходятся. Если на время забыть о разделении благ на реальные и мнимые, то можно заметить, что между существующими концепциями счастья столько же различий, сколько и между благами, к которым стремятся разные люди. Каждое определение счастья исключительно субъективно и связано с личными желаниями человека.

Скряга, жаждущий только денег, или царь Мидас, настолько любящий золото, что превращает в него все вокруг одним своим прикосновением, — они чувствуют себя счастливыми, когда получают то, чего хотят. Если единственное желание человека — деньги ради денег, золото ради золота, — то его цель можно считать достигнутой. То же можно сказать о человеке, который связывает счастье с получением чувственных наслаждений или достижением власти над другими людьми.

Но если вернуться к разнице между действительными и мнимыми благами, то картина резко изменится. Скряга или властолюбец, получив то, чего хотели, а не то, чего должны были желать, сумели достичь только эрзаца, а не подлинного счастья. Обретение желаемого стало препятствием на пути к другим необходимым благам: здоровью, дружбе, знаниям.

Итак, объективное счастье (то есть без учета субъективных желаний) состоит в приобретении всех благ, к которым человек должен стремиться. Такое понимание счастья едино для всех людей и является одновременно и высшим, и общим благом. Высшим потому, что после его достижения человек не испытывает других желаний.

Но как бы человек ни стремился к счастью, на его пути возникают разные препятствия, и сам он может совершить немало ошибок. Вот почему античные философы считали счастье результатом всей правильно прожитой жизни, в течение которой человек, как правило, принимал правильные решения и, что немаловажно, существовал при благоприятных внешних обстоятельствах.

Таким образом, счастье можно определить как накопление реальных и необходимых каждому человеку благ в течение жизни. Кроме того, счастливая жизнь наполнена и мнимыми благами, которые являются объектами желания человека в зависимости от его вкусов и предпочтений. Для того чтобы подтвердить это определение счастья, давайте рассмотрим его критически.

Первое несоответствие уже было упомянуто ранее. Счастье не является наилучшим реальным добром, то есть величайшим и наивысшим благом, к которому стремится каждый человек. Счастье скорее можно назвать всеобъемлющим и всеохватывающим целым, показателем, что «все хорошо» ( лат . totum bonum), включающим в себя всю полноту благ.

Второе несоответствие состоит в характеристике счастья как конечного блага. Мы привыкли считать, что конец — это далекая цель, после достижения которой человек может прекратить свои усилия и отдохнуть. Конец путешествия заключается в прибытии к месту назначения, после чего путешественник останавливается и прекращает движение вперед. То же касается и любых других наших устремлений, которые заканчиваются с достижением поставленной цели. Все, кроме стремления к счастью.

Если мы принимаем за счастье хорошо прожитую человеческую жизнь, то нельзя не отметить отличие этой конечной цели человека от других целей. Счастье таковым не является в том смысле, в котором стремление к нему можно завершить, а затем отдохнуть от приложенных усилий. Невозможно в один момент прочувствовать и насладиться чередой хорошо прожитых лет. Любые другие конечные цели возникают и достигаются в ходе человеческой жизни, после чего человек может насладиться приобретенными благами. Но счастье, будучи высшим благом и высшей целью, не может быть испытано в полной мере в какой-то один момент жизни.