Филип Зимбардо - Эффект Люцифера

Изучив показания об этих допросах, генеральный юрисконсульт ВМФ Альберто Мора был потрясен. Он назвал эти методы незаконными, недостойными вооруженных сил и правительства, которое им потворствует. В красноречивом заявлении, которое объясняет, что значит потворствовать подобным оскорбительным тактикам допроса, Мора пишет:

«Если жестокость больше не является незаконной, а, напротив, превращается в элемент политики, это изменяет фундаментальное отношение человека к государству. Это разрушает само понятие прав личности. Конституция гласит, что человек имеет неотъемлемое право на личное достоинство, в том числе право быть свободным от жестокого обращения, и это право не даруется государством или законами, а принадлежит ему от рождения. Это относится ко всем людям, не только в Америке — и даже к тем, кого считают „вражескими боевиками“. Если вы делаете для них исключение, то рушится вся Конституция. Этот прецедент обладает трансформирующей силой» [447].

А теперь я прошу вас, дорогой читатель, занять место присяжного заседателя, сравнить некоторые из этих спланированных приемов с методами, которые якобы родились в «извращенных умах» охранников блока 1А и запечатлены на их фотографиях. Мы видим множество фотографий задержанных с женскими трусиками на голове. Мы видим ужасающий образ Линди Ингленд, которая тащит по земле заключенного в собачьем ошейнике. Нам представляется разумным, что и трусики на голове, и ошейник, и сами эти сценарии дегуманизации на самом деле были заимствованы — ведь раньше их использовали агенты ЦРУ и специальные команды следователей генерала Миллера в Гитмо. Они превратились в общепринятые методы допросов по всему району боевых действий. Только их не разрешалось фотографировать!

Возможно, самый важный свидетель в поддержку моих обвинений против всей структуры командования — капитан Йен Фишбек, достойный выпускник Уэст-Пойнта, офицер элитного подразделения ВВС, действовавшего в Ираке. Его недавнее письмо сенатору Джону Маккейну с жалобами на невероятные злоупотребления по отношению к заключенным начинается так:

«Я выпускник Уэст-Пойнта, и в настоящее время являюсь капитаном пехоты. Я участвовал в двух боевых кампаниях в составе 82-й воздушно-десантной дивизии, в Афганистане и в Ираке. Когда я участвовал в глобальной войне с терроризмом, действия и заявления моего командования заставили меня думать, что политика Соединенных Штатов в Афганистане и Ираке не требует соблюдения Женевских конвенций».

Во время нескольких интервью с представителями организации Human Rights Watch капитан Фишбек подробно описал тревожные последствия ситуации, в которой действия следователей выходили за рамки закона. Его слова подтверждают два сержанта его отделения, расположенного на передовой оперативной базе в лагере «Меркурий» около Фаллуджи [448]. (Мы уже говорили о нем в предыдущей главе, но здесь я приведу более полную версию показаний капитана Фишбека и опишу контекст, в котором они были даны.)

В письме сенатору Дж. Маккейну Фишбек приводит доказательства того, что перед допросами заключенных часто били по лицу и по другим частям тела, лили им на лица горящие химикаты, держали в «стрессовых» позах, вызывавших обмороки, и заставляли делать физические упражнения, приводившие к потере сознания. Заключенных даже выстраивали в пирамиды, прямо как в тюрьме Абу-Грейб. Такие злоупотребления происходили до, во время и после скандала, связанного со злоупотреблениями в Абу-Грейб.

«На базе „Меркурий“ заключенных выстраивали в пирамиды, они не были обнаженными, но их выстраивали в пирамиды. Заключенных принуждали выполнять чрезвычайно сложные физические упражнения не менее чем два часа без перерыва… Был случай, когда заключенного облили холодной водой, а потом оставили на улице на всю ночь. (Снова, как сообщил Лагуранис, мы видим тактику использования чрезвычайных природных факторов.) Был случай, когда солдат взял бейсбольную биту и сильно ударил задержанного по ноге. Все эти данные я получаю от своих [военнослужащих некомандного состава]».

Фишбек свидетельствует, что командиры поощряли эти злоупотребления и потворствовали им: «Мне говорили: „На прошлой неделе эти парни взорвали самодельное взрывное устройство. Нам надо их проучить. Задайте им как следует“. Но вы понимаете, это было нормально». (Вспомните нашу более раннюю дискуссию о нормах, возникающих в особых ситуациях, где новая практика быстро превращается в стандарт, которому должны следовать все.)

«[На базе „Меркурий“] говорили, что у них были снимки, похожие на те, что были сделаны в тюрьме Абу-Грейб. Именно из-за того, что они были очень похожи на то, что происходило в Абу-Грейб, солдаты их уничтожили. Они их сожгли. У них [солдат из Абу-Грейб] возникли неприятности из-за того, что им приказывали делать то же, что и нам, поэтому мы уничтожили снимки».

В конце концов капитан Фишбек начал кампанию длиной в 17 месяцев. Он неоднократно докладывал о злоупотреблениях начальству, но столкнулся с тем же отсутствием реакции, что и следователь Энтони Лагуранис и сержант Айвен Фредерик. Он обнародовал свое письмо сенатору Дж. Маккейну, которое усилило позиции последнего, протестовавшего против нарушения Женевских конвенций, допускаемого администрацией президента Буша.

Следующий свидетель демонстрирует новую грань развращенности, до которой дошли военные (вероятно, в союзе с ЦРУ) в тюрьме Гитмо. «Секс использовался как оружие, чтобы вызвать у задержанного конфликт с его исламской верой», — утверждает Эрик Саар, военный переводчик, работавший в этой тюрьме. Этот молодой человек отправился в залив Гуантанамо, полный патриотического пыла. Он хотел помочь своей стране в войне с терроризмом. Однако скоро он понял: то, что там происходит — «ошибка». В радиоинтервью с Эми Гудмен в программе Democracy Now 4 апреля 2005 г. Саар подробно описал сексуальные провокации следователей во время допросов, которые наблюдал своими глазами. Позже он написал об этом целую книгу «За проволокой: воспоминания военного разведчика о жизни в Гуантанамо» [449].

В течение шести месяцев, поведенных в Гитмо, Саар, который свободно говорит по-арабски, выполнял обязанности переводчика. Он переводил заключенным слова официального следователя, а потом переводил ответы заключенного на английский язык. Он играл роль «копирки», ему нужно было точно подбирать слова, передающие намерения следователя и заключенного. Привлекательная женщина-следователь стала использовать новый трюк. Саар сообщает: «Следователь-женщина старалась соблазнить заключенного во время допроса, чтобы заставить его почувствовать себя грязным… Она терлась грудью о его спину, говорила о разных частях своего тела… Заключенные обычно были шокированы и возмущены».