Филип Зимбардо - Эффект Люцифера

Но № 8612 был по-настоящему растерян. Позже он сказал нам: «Я сам не мог понять, это на меня так повлиял тюремный опыт, или я сам [намеренно] вызвал у себя эти реакции».

Внутренний конфликт, который пережил Крейг Хейни, принимая решение самостоятельно, так как я еще не вернулся с ужина, он ярко описал позднее следующими словами:

«Сейчас эта ситуация кажется несложной, но тогда она меня испугала. Я был аспирантом второго года обучения, мы вложили в этот проект много времени, сил и денег, и я знал, что, отпустив участника раньше времени, мы поставим под угрозу весь план эксперимента, который так тщательно составили и осуществили. Никто из организаторов эксперимента не ожидал подобных событий, и конечно, у нас не было плана действий на случай таких непредвиденных обстоятельств. С другой стороны, было очевидно, что этот парень очень остро переживает свой короткий опыт пребывания в Стэнфордской тюрьме, мы не ожидали такого ни от кого из участников, даже к концу второй недели. Поэтому я решил освободить заключенного № 8612. Интересам эксперимента я предпочел этические, гуманные соображения» [76].

Крейг связался с девушкой заключенного № 8612, она быстро приехала и забрала его и его вещи. Крейг напомнил им обоим, что если это состояние будет продолжаться, утром Дуг может обратиться в студенческую поликлинику, потому что мы договорились с его сотрудниками о помощи в случае подобных реакций.

К счастью, Крейг принял правильное решение, руководствуясь гуманными и юридическими соображениями. Оно было тем более верным, что учитывало возможное отрицательное влияние на сотрудников тюрьмы и заключенных, если бы № 8612 и дальше оставался в тюрьме, находясь в состоянии эмоционального смятения. Но когда Крейг сообщил Кертису и мне, что решил отпустить № 8612, мы восприняли эту новость скептически и решили, что он пал жертвой актерского таланта заключенного № 8612. Только после долгого обсуждения всех имеющихся фактов мы согласились, что он поступил правильно. Но нам еще нужно было разобраться, почему эта чрезвычайная реакция возникла так внезапно, почти в самом начале нашего двухнедельного рискованного предприятия. Психологические тесты не выявили у № 8612 ни намека на психическую нестабильность, но мы убедили себя, что его эмоциональный срыв стал результатом чрезмерной чувствительности его натуры и слишком сильной реакции на искусственные тюремные условия. Вместе с Крейгом и Кертисом мы устроили нечто вроде «мозгового штурма» и пришли к выводу, что должно быть, в процессе отбора участников имелся изъян, из-за чего тестирование смогла пройти «пограничная» личность. При этом мы отбросили другую возможность: что ситуационные силы, действующие в нашей «тюрьме», оказались для № 8612 слишком сильными.

Что означал этот наш вывод? Мы оказались посреди эксперимента, разработанного для того, чтобы продемонстрировать, что ситуационные факторы важнее диспозиционных, и все же сделали выбор в пользу диспозиционного подхода!

Позднее Крейг удачно сформулировал нашу ошибку: «Только позже мы заметили очевидный парадокс: первую же неожиданную и яркую демонстрацию власти ситуации в нашем исследовании мы объяснили „диспозициями личности“, обратившись как раз к той теории, которую собирались развенчать» [77].

Мы все еще не понимали, есть ли в поведении № 8612 какие-то скрытые мотивы. С одной стороны, он мог действительно потерять контроль над собой из-за слишком сильного напряжения, и тогда, конечно, его нужно было освободить. С другой стороны, сначала он мог притвориться «сумасшедшим» — он знал, что если бы у него получилось, нам бы пришлось его освободить. Или, возможно, неожиданно для себя он дошел до временного «сумасшествия», не выдержав собственного притворства. Позднее в отчете № 8612 усложняет простые причины своих действий:

«Я ушел, но должен был остаться. Это было очень плохо. Революция не может быть легкой, и я должен это понимать. Я должен был остаться, потому что фашистам только на руку, если они думают, что [революционные] лидеры дезертируют при первых же трудностях, что они просто-напросто манипуляторы. Я должен был бороться за то, что считал правильным, и не думать о собственных интересах» [78].

Вскоре после того, как № 8612 вышел на свободу, один из охранников подслушал, как заключенные из второй камеры обсуждают план, в соответствии с которым Дуг должен был вернуться на следующий день вместе с группой сторонников, разгромить тюрьму и освободить заключенных. Мне этот слух казался совершенно неправдоподобным, пока на следующее утро один из охранников не доложил, что видел № 8612, крадущегося по коридору факультета психологии. Я приказал охранникам схватить его и вернуть в тюрьму, потому что он, видимо, вышел на свободу обманом: он вовсе не был больным, а просто обманул нас. Теперь я был уверен, что нужно быть готовым к нападению на нашу тюрьму. Как предотвратить возможное насилие? Что делать, чтобы тюрьма осталась целой и невредимой — ой, то есть чтобы эксперимент продолжался?

Заключенные устали и измучены, у многих затуманенный взгляд, и наша небольшая тюрьма начинает благоухать, словно мужской туалет в нью-йоркском метро. Кажется, некоторые охранники превратили посещение туалета в редкую привилегию, и никогда не предоставляют ее после отбоя. Ночью заключенным приходится справлять нужду в ведра, стоящие в камерах, и охранники иногда отказываются опорожнять их до самого утра. Многие заключенные начинают возмущаться и жаловаться. Кажется, вчерашний нервный срыв заключенного № 8612 создал среди них «эффект домино». Они заявляют, что больше не выдержат, — мы слышим, как они говорят об этом в камерах.

На этом весьма неприглядном холсте нам нужно нарисовать привлекательную картину для родителей, друзей и подруг заключенных, которые сегодня вечером придут их навестить. Конечно, своему собственному сыну я не позволил бы оставаться в таком месте, если бы увидел очевидные признаки истощения и стресса уже на третий день эксперимента. Но размышления о том, как нам справиться с этой проблемой, пришлось отложить из-за более срочного дела: прошел слух, что в любой момент на нашу тюрьму могут напасть бунтовщики с заключенным № 8612 во главе. Возможно, это случится сегодня, возможно, во время визитов посетителей, когда мы окажемся в самом уязвимом положении.

Для утренней смены охранников, заступивших в два часа ночи, день только начинается. Ночная смена все еще здесь. После совещания в комнате охранников, где было решено, что нужно ужесточить правила, чтобы контролировать заключенных и предотвратить дальнейшие мятежи, все шестеро охранников одновременно выходят во двор.