Филип Зимбардо - Эффект Люцифера

Некоторые правила необходимы для эффективной координации социального поведения, например, когда аудитория слушает выступление оратора, водители останавливаются на красный свет, и никто не пытается пройти без очереди. Но многие правила лишь защищают власть тех, кто их создает или следит за их соблюдением. И конечно же всегда, как и в нашем эксперименте, имеется последнее правило, которое грозит наказанием за нарушение других правил. Поэтому должны быть какие-то силы или агенты, которые хотят и могут осуществлять такое наказание — в идеале, на глазах у других людей, чтобы удержать их от нарушений правил. У комика Ленни Брюса была забавная интермедия, описывающая, как постепенно возникают правила о том, кто может, а кто не может бросать дерьмо за забор на территорию соседа. Он описывает создание особой полиции, которая следит за соблюдением правила «никакого дерьма у меня во дворе». Правила, а также те, кто следит за их соблюдением, всегда являются важными элементами власти ситуации. Но именно Система создает полицию и тюрьмы для тех, кто наказан за нарушение правил.

Как только ты надеваешь форму и получаешь эту роль, эту работу, когда вам говорят, что «ваша работа — контролировать этих людей», ты уже не тот человек, которым был в обычной одежде и в другой роли. Ты действительно становишься охранником, как только надеваешь форму цвета хаки и темные очки, берешь в руки полицейскую дубинку и выходишь на сцену. Это твой костюм, и если ты его надел, то тебе придется вести себя соответственно.

Когда актер играет роль вымышленного героя, ему часто приходится вести себя вопреки своей личной идентичности. Он учится говорить, ходить, есть, даже думать и чувствовать так, как требует роль, которую он играет. Профессиональная подготовка позволяет ему не путать своего героя с самим собой, играя роль, которая резко отличается от его истинного характера, он может на время отказаться от собственной личности. Но иногда даже у опытного профессионала эта граница размывается, и он продолжает играть роль даже после того, как опустился занавес или погас красный огонек кинокамеры. Актер оказывается поглощен ролью, которая начинает управлять его обычной жизнью. Зрители уже не важны, потому что роль поглотила личность актера.

Поразительный пример того, как роль становится «слишком реальной», можно было увидеть в британском телешоу «Усадьба эдвардианской эпохи» (The Edwardian Country House). В этом драматичном «реалити-шоу» 19 человек, отобранных примерно из 8000 кандидатов, играли роли британских слуг, работающих в роскошной усадьбе. Участник программы, которому досталась роль главного дворецкого, отвечающего за персонал, должен был следовать жестким иерархическим стандартам поведения того времени (начала XX века). Его «испугала» та легкость, с которой он превратился во властного хозяина. Этот шестидесятипятилетний архитектор не ожидал, что так быстро войдет в роль и будет наслаждаться неограниченной властью над слугами: «Я вдруг понял, что мне ничего не нужно говорить. Мне достаточно было пошевелить пальцем, и они замолкали. Это испугало меня, очень испугало». Молодая женщина, игравшая роль горничной, в реальной жизни — менеджер туристической компании, начала чувствовать себя невидимкой. По ее словам, она и другие участники шоу быстро приспособились к роли подчиненных: «Я была удивлена, а потом и испугана тем, как легко мы все начали подчиняться. Мы очень быстро поняли, что спорить нельзя, и стали слушаться» [189].

Как правило, роли связаны с определенными ситуациями, работой или функциями, например, можно быть преподавателем, швейцаром, таксистом, министром, социальным работником или порноактером. Мы играем разные роли в разных ситуациях — дома, в школе, в церкви, на фабрике или на сцене. Обычно мы выходим из роли, когда возвращаемся к «нормальной» жизни в другой обстановке. Но некоторые роли коварны, это не просто «сценарии», которым мы следуем лишь время от времени; они могут превратиться в нашу суть и проявляться почти все время. Мы интернализируем их, даже если сначала считали искусственными, временными и ситуационными. Мы действительно превращаемся в отца, мать, сына, дочь, соседа, босса, сотрудника, помощника, целителя, шлюху, солдата, нищего, вора и т. д.

Еще больше усложняет ситуацию то, что обычно нам приходится играть множество ролей, и некоторые из них конфликтуют между собой, а некоторые не соответствуют нашим базовым ценностям и убеждениям. Как и в СТЭ, вначале это могут быть «просто роли», но неспособность отличить их от реальной личности может оказывать глубокое воздействие, особенно когда ролевое поведение вознаграждается. «Клоун» получает внимание класса, которое не может получить, проявляя талант в какой-то другой области, но со временем никто уже не воспринимает его всерьез. Даже застенчивость может быть ролью: сначала она помогает избегать нежелательных социальных контактов и неловкости в тех или иных ситуациях, но если человек играет ее слишком часто, то действительно становится застенчивым.

Роль может заставить нас не только испытывать смущение, но и делать совершенно ужасные вещи — если мы потеряли бдительность и роль начала жить своей жизнью, создавая жесткие правила, предписывающие, что позволено, ожидаемо и подкрепляется в данном контексте. Такие жесткие роли отключают этику и ценности, управляющие нами, когда мы действуем «как обычно». Защитный механизм раздельного мышления [190]помогает мысленно помещать противоречивые аспекты разных убеждений и разного опыта в отдельные «отсеки» сознания. Это препятствует их осознанию или диалогу между ними. Поэтому хороший муж может запросто изменять жене, добродетельный священник оказывается гомосексуалистом, а добросердечный фермер — безжалостным рабовладельцем. Необходимо осознавать, что роль способна искажать наш взгляд на мир — к худшему или к лучшему, например, когда роль учителя или медсестры заставляет жертвовать собой ради блага учеников или пациентов.

Худший пример в этой связи — нацистские врачи СС, которым было поручено отбирать заключенных концентрационных лагерей для уничтожения или «экспериментов». Врачи были вынуждены выйти из привычной роли целителей и войти в новую роль, позволяющую убивать, на основании группового убеждения в том, что это необходимо для пользы общества. Это позволило создавать чрезвычайно мощные механизмы психологической защиты, помогающие уйти от реальности — т. е. не осознавать, что они стали соучастниками массовых убийств евреев. Давайте снова обратимся к подробному отчету об этих процессах психиатра Роберта Джея Лифтона.