Мэтт Ридли - Происхождение альтруизма и добродетели. От инстинктов к сотрудничеству

Но это шиворот-навыворот! Правительство, закон, правосудие и политика не только возникли гораздо позже торговли, но и подчиняются ей там, где она занимает лидирующие позиции. Это утверждение справедливо не только в отношении охотников-собирателей, но и, как выясняется, средневековых купцов. Современное коммерческое право было изобретено и претворено в жизнь не правительствами, а самими торговцами. Позже, конечно, правительства попытались исправить ситуацию, но, надо признаться, в основном, с катастрофическими последствиями.

Вернемся в Европу XI века. Благодаря различным инновациям, сельскохозяйственная производительность повысилась, излишек рабочей силы переместился в города и занялся изготовлением непищевых товаров, обмен последних, производимых ремесленниками, на продукты питания приносил выгоду и им, и крестьянам, а также дал толчок к дальнейшему экономическому процветанию. Впервые за всю историю торговля достигла таких объемов, что возник целый новый класс преуспевающих профессиональных торговцев — купцов. По мере того, как экономическая экспансия продолжалась, некоторые из них начали искать возможности использовать сравнительные преимущества между странами. Но купец на чужбиане, во-первых, не мог обратиться к своему суверену в случае обмана, а во-вторых, не был уверен в одинаковости стандартов за границей и дома. Тогда купцы стали объединяться и самостоятельно формулировать правила игры. Так родился lex mercatoria. Государство его не признавало. Он был добровольно создан, добровольно применялся и добровольно исполнялся. Он был сродни обычаям и традициям клуба.

Lex mercatoria эволюционировал. Путем естественного отбора хорошие обычаи и действенные способы улаживания споров вытеснили плохие и недейственные. К середине XII века купцы, путешествовавшие за границей, в рамках торгового права пользовались существенной защитой в спорах с местными торговцами. Единственной и крайней санкцией против нарушителя был остракизм. Но, как мы уже убедились, он — довольно-таки мощная сила. Купец с репутацией мошенника не мог дальше заниматься своим ремеслом. Торговцы формировали собственные суды, более эффективные и единообразные, чем королевские и государственные. Набор стандартных правил и традиций оплаты счетов, погашения процентов и разрешения споров применялся на всем континенте — и без малейшего руководства сверху. Универсальность без монополии.

Рынки, обмены и правовые нормы могут развиться прежде, чем правительство или любой другой монополист сформулирует собственные правила. Они сами определяют свои принципы, ибо являются частью человеческой природы уже много миллионов лет.

К XII веку коммерческие посредники использовали новую концепцию — кредит. Это был большой шаг вперед по сравнению с натуральным обменом и деньгами, которые тогда уже утратили единообразие и взаимозаменяемость, какие за ними стояли во времена Древнего Рима.

Начали появляться банкиры, а вместе с ними закладные, контракты и векселя.

Все они определялись торговым правом, а не государственными законами. Правительства еще не поняли, что происходит. Постепенно развилась полностью частная, добровольная и неформальная система обмена.

Спохватившись, правительства начали действовать. Они ввели торговые обычаи в национальные законодательства, разрешили апелляцию к королевским судам и, конечно, брали кредиты. Генрих II был не очень хорошим законодателем, зато оказался великим «закононационализатором». Торговые суды немедленно лишились своей силы — из-за угроз апелляций в высшие королевские инстанции, — и система утратила адаптируемость. Теперь для изменения закона было уже недостаточно, чтобы возник новый обычай и заместил старый — требовались специальные акты королей и парламентов. Растущие цены и перегрузка официальных судов быстро лишили систему ее скорости и экономности.

Позже переполненные суды начинал обходить торговый арбитраж (третейский суд), возникший в Ливерпуле среди купцов, недовольных пагубным влиянием американской гражданской войны на торговлю хлопком. Несколько лет в Америке процветала частная справедливость, стиль «судья по найму, и лишь деятельность юристов препятствовала вторичной приватизации гражданского права. Вывод ясен, как божий день.

Рынки, обмены и правовые нормы могут развиться прежде, чем правительство или любой другой монополист сформулирует собственные правила. Они сами определяют свои принципы, ибо являются частью человеческой природы уже много миллионов лет 175.

От представителя племени йир-йоронт, обменивающего наконечники копий на каменные топорища, до Джорджа Сороса, делающего ставки против фунта на валютном рынке, всего один шаг — а то и вовсе ни одного. Оба занимаются одним и тем же простым арбитражем: купить дешево, продать дорого. В том, что первый обменивается полезными товарами, а второй — электронными сообщениями, которые, в теории, могут быть обменены на легко воспламеняющиеся бумажки, лишенные всякого практического использования, существенной разницы нет. Деньги — это заменитель товаров.

На полпути между племенем йир-йоронт и Джорджем Соросом находится коррумпированный французский государственный деятель XV века по имени Жак Кер. Он был главным argentier [49] Казначей (фр.) французского короля Карла VII и отвечал за чеканку серебряных монет. Эта должность хлебная не только сама по себе. Из своего выгодного положения Кер постарался извлечь максимальную выгоду. Поскольку в 1453 году его привлекли к суду по обвинению в коррупции, мы знаем кое-какие подробности из материалов дела. Обогащался казначей следующим образом: отправлял корабли, груженные серебряными монетами, из Марселя в Сирию, там их продавал, покупал золото и привозил его во Францию. Один из таких кораблей вез около 10 тысяч серебряных марок 176.

Почему? Сам Кер объяснял свои действия так: «Il a prouffi t a porter argent blanc en Suyrie, car quand il vault 6 escus par deca il en vault 7 par dela ». Иными словами, в Сирии на одно и то же количество серебра можно было купить на 14 % больше золота, чем во Франции. Такая разница в цене более чем покрывала расходы и риск переправки монет через Средиземное море. Кроме того, он мог подмешать к серебру немного меди — и явно этим не брезговал: в любом случае, на монете стояла геральдическая лилия, свидетельствующая о чистоте металла.

Причины вышеупомянутой разницы в цене так же увлекательны, как и показательны. Давайте отойдем от Жака Кера лет этак на 500 и взглянем, что творилось в конце I тысячелетия нашей эры. В то время серебряные монеты буквально исчезли из арабского мира, а золотые — из христианского, что отражало обилие хороших рудников и способность правителей чеканить монету высокого качества. Вследствие европейского спроса на серебро, а восточного — на золото, золото в пересчете на серебро в мусульманском мире стоило дороже, чем в христианском.