Мэтт Ридли - Происхождение альтруизма и добродетели. От инстинктов к сотрудничеству

Так бы все и продолжалось, если бы не крестовые походы. Крестоносцы брали с собой как можно больше золота, хотя их подвиги оплачивались, главным образом, серебром. Едва закрепившись в Леванте, они начали чеканить серебряные монеты. Разумеется, большое количество последних вскоре оказалось в руках мусульманских торговцев, начавших использовать их в собственной коммерции. Аналогичным образом поступили и крестоносцы с золотыми монетами, захваченными или приобретенными у арабов.

Кроме того, крестоносцы, как правило, чеканили золотые монеты более низкой пробы. Из-за этого началось постепенное вытеснение золотой валюты арабских народов — вступил в силу закон Грешема. Впрочем, это было уже не важно: благодаря крестоносцам, в арабские страны теперь попадало столько серебра, что впервые за более чем 100 лет они вновь смогли ввести в обращение собственные серебряные монеты. Спрос на этот металл вырос, и соотношение между ценой серебра в золоте в Европе и на Востоке поменялось на прямо противоположное.

Едва это произошло, перед предпринимателями открылись блестящие перспективы. Они чеканили фальшивые арабские серебряные монеты либо в таких анклавах христианства, как Акра, либо в самой Европе, переправляли их на судах на восток и обменивали на золото. Хотя на этих монетах — miliares — стоял девиз «Нет бога, кроме Аллаха и Мухаммед — посланник его, Махди — наш имам», их чеканили французские и итальянские князья, герцоги и даже епископы в Арле, Марселе и Генуе. В 1260-х годах набожный король Франции Людовик Святой, напуганный подобным богохульством, уговорил упрямого папу Иннокентия IV запретить подобную практику. С тех пор она продолжалась тайно.

В течение XIII века христиане отчеканили для использования в арабском мире примерно три миллиарда miliares, на что ушло 4000 тонн серебра. Это равнялось 25 годам максимальной добычи на европейских серебряных рудниках. Вся выработка шахт в Сербии, Боснии, Сардинии и Богемии шла исключительно на торговлю miliares. Неудивительно, что серебряных монет в Европе стало не хватать. Поскольку во Франции самым выгодным было отправить их на юг и там переплавить в miliare, правителям все труднее и труднее удавалось поддерживать запас хороших монет в собственных королевствах. Постепенно их валюты начали обесцениваться.

Как же могли арабы заплатить за все это серебро? Да легко: золотом. К его рудникам в Аравии и Центральной Азии прибавилось то, что доставлялось караванами верблюдов из Ганы. Этим путем золота поступало так много, что временами в Египте оно стоило столько же, сколько серебро или даже соль. А теперь поставьте себя на место итальянского властителя. Серебра отчаянно не хватает, зато у ваших подданных купцов на руках находится огромное количество золота, приобретенного в обмен на серебряные miliares. Что вы сделаете? Самое разумное — начать чеканить золотые монеты. В 1252 году так поступили Венеция и Генуя. В течение следующих 100 лет их примеру последовала большая часть Европы. Результат: увеличение прибыльности торговли за счет повышения спроса на золото. В 1339 году, когда большинство немецких правителей начали чеканить золотую монету, 1 грамм этого металла стоил 21 грамм серебра. А в Сирии и Египте он стоил максимум 10–12.

Эти странные волны обмена, известные как биметаллические потоки, кажутся крайне бессмысленными. Деньги есть деньги, из чего бы они ни были сделаны. Если, как я утверждал, торговля — это древний человеческий обычай, позволяющий нам на больших расстояниях извлекать прибыль из разделения труда, какой смысл менять золото на серебро? Вы не можете съесть ни первое, ни второе. Если бы серебро никогда не существовало и человечеству был бы доступен только один неокисляющийся металл, энергию и усилия, зря вбуханные в обмен золота на серебро, удалось бы сэкономить. Вместо этого можно было бы сосредоточиться на арбитражных операциях с товарами: скажем, обменивать шелк на пшеницу. Но биметаллические потоки были средневековым эквивалентом валютных рынков 177.

Различие между племенем йир-йоронт и торговлей компьютерами, с одной стороны, и господами Соросом и Кером, с другой, все-таки есть. Заключается оно вот в чем. Торговля йир-йоронт, равно как и отправка мне из Японии компьютера, на котором я сейчас пишу эту книгу, выгодна обеим сторонам. Чего нельзя сказать о спекуляциях на валютных рынках. Прибыль мистера Сороса — прямой перевод денег от идиотического правительства, вбившего себе в голову, будто может контролировать курс своей валюты. Прибыль мистера Кера — прямой перевод от французской экономики, чье серебро он фактически крал. Если есть разделение труда, то торговля — это процедура с ненулевой сумой. Но если разделения нет — с нулевой.

Во всей науке об обществе имеется, согласно некоему выдающемуся современному экономисту, всего одна теория, которая и верна, и нетривиальна одновременно 178. Это закон сравнительного преимущества Давида Рикардо [50] Рикардо, Давид ("1772–1823) — известный английский экономист, один из крупнейших представителей классической политэкономии, последователь и одновременно оппонент Адама Смита. — Прим. переводчика. . Он крайне алогичен, ибо подразумевает, что одна страна может располагать сравнительным преимуществом в производстве какого-то продукта, даже если его производство у нее менее эффективно, чем у ее торгового партнера.

Допустим, племена обмениваются только двумя товарами: копьями и топорами. Одно — исключительно в рамках рассуждения, — Япония, хорошо делает первые и очень хорошо вторые, а другое — Британия — плохо копья и очень плохо топоры. На первый взгляд кажется, что Японии имеет смысл делать и копья, и топоры и не заниматься торговлей вообще.

Но не торопитесь. Копье стоит определенное количество топоров. Предположим, одно копье стоит один топор. То есть каждый раз, когда первое племя делает копье, оно производит единицу для обмена с другим племенем, которое в свою очередь делает топор. Поскольку изготовление топора отнимает у первого племени меньше времени, чем копья (Япония делает топоры очень хорошо), разумно сделать дополнительный топор и обменять его на копье, изготовленное вторым племенем. Второе племя рассуждает так же. Каждый раз, выбирая между производством топора или копья, оно делает выбор в пользу копья (Британия делает копья плохо, как указано в условиях задачи). Копье оно делает быстрее и может обменять его на топор у первого племени. Следовательно, если одно племя специализируется на топорах, а другое на копьях, оба только выигрывают. Это истинно, несмотря на тот факт, что первое племя делает копья лучше, чем второе.