Мэтт Ридли - Происхождение альтруизма и добродетели. От инстинктов к сотрудничеству

Сегодня доподлинно известно, что на Гавайях обитали примерно 100 видов уникальных птиц — многие из них были крупными и не умели летать. И тут вдруг, около 300 года нашей эры, откуда ни возьмись появляется большое млекопитающее под названием человек. И в течение короткого периода времени половина (а то и больше) местных птиц навсегда исчезли с лица Земли. Когда в 1982 году, после археологических раскопок, это наконец осознали, коренные гавайцы пришли в сильное замешательство: многие годы они утверждали, будто гармоничное взаимоотношение между людьми и природой нарушило лишь прибытие капитана Кука. В ходе колонизации Тихого Океана полинезийцы истребили в общей сложности 20 % всех видов птиц на планете 191.

Чтобы изничтожить крупных млекопитающих Австралии потребовалось чуточку больше времени. Но и тут вскоре после прибытия первого человека (около 60 тысяч лет назад) исчезла целая гильдия больших зверей: сумчатые носороги, гигантские дипротодоны, сумчатые львы, пять видов гигантских вомбатов, семь — короткомордых кенгуру, восемь — гигантских кенгуру, 200-килограммовая нелетающая птица гениорнис. Но даже выжившие виды кенгуру сильно уменьшились в размерах, что представляло собой классическую эволюционную реакцию на сильное хищничество (последнее вынуждает добычу начинать размножаться в более молодом возрасте).

В ходе колонизации Тихого Океана полинезийцы истребили в общей сложности 20 % всех видов птиц на планете.

Нельзя забывать, что животные двух Америк, Австралии и островов Тихого океана были наивны и не боялись человека. Это, если уж на то пошло, сильно бы облегчило их охрану. Одомашнить или полуодомашнить такие виды не составило бы труда. Рассмотрим описание девственной фауны острова Лорд-Хау в тот момент, когда туда попали первые люди. Кстати, это были европейцы — полинезийцы остров не нашли.

Там были, писал один из членов команды, «…любопытные коричневые птицы размером с английского коростеля, которые расхаживали вокруг нас безо всякого страха и волнения. Все что было нужно — это не шевелиться пару минут, а затем наколотить короткой палкой столько, сколько душе угодно. Даже если вы бросали в них камни и промахивались или били палкой, но не убивали, они не предпринимали ни малейших попыток улететь… И голуби там были такими же ручными: можно было подойти к дереву и снять их с ветки руками…» 192Вообразите целый континент, кишащий столь же доверчивыми крупными млекопитающими.

Но наши предки не одомашнили и не сохранили ни «ручных» мамонтов Северной Америки, ни доверчивых гигантских ленивцев Южной. Они убивали их, пока те не вымерли. В Олсен-Чаббок — древней бизоньей бойне в Колорадо, где люди регулярно сбрасывали стада с утеса — животные лежат огромными кучами. Брали только лучшие куски и разделывали только те туши, которые оказывались наверху. Вот вам и охрана природы 193.

Подобная экологическая близорукость не была свойственна исключительно охотникам. Во многих частях света древние люди, знавшие лишь примитивные орудия труда, оказали на удивление сильное влияние на леса. За тысячу лет полинезийцы превратили остров Пасхи, расположенный в восточной части Тихого Океана, из сочного леса, дававшего древесину для изготовления рыболовецких каноэ, пищу для многих видов наземных птиц и место для размножения 30 видов морских, в неплодородную, заросшую травой пустошь. Больше не было ни деревьев, ни птиц. Царствовали голод, войны и каннибализм. Огромные каменные статуи так и лежат, брошенные в своих каменоломнях: для их перевозки просто не хватило бревен. Город Петра в Иордании когда-то был процветающим и окруженным густыми лесами, пока люди не превратили их в пустыню. Империя майя оставила на Юкатанском полуострове один лишь кустарник, чем нанесла себе смертельную рану. В каньоне Чако (штат Нью-Мексико) находится самое большое здание Северной Америки (за исключением небоскребов, разумеется): в нем насчитывалось 650 комнат и 200 тысяч огромных сосновых балок. Оно было покинуто еще до прибытия испанцев, а его местоположение, мягко говоря, озадачивает. Вокруг — безводная пустыня, а сосен нет на 8 о километров вокруг. Согласно археологическим исследованиям, строившие его Анасази были вынуждены уходить за деревом все дальше и дальше. В итоге им пришлось построить 80-километровую дорогу — специально для того, чтобы таскать сосновые бревна к своим постройкам, постепенно разрушавшимся под воздействием ветров и засух. Наконец древесина кончилась и цивилизация рухнула. А лес так и не восстановился 194.

История изобилует доказательствами: именно технологические возможности или низкий спрос, а вовсе не культура самоограничения удерживали племенные народы от чрезмерной эксплуатации окружающей их среды. Экологические практики современного коренного населения тоже представляют собой не такое уж приятное зрелище, каковым их выставляет романтическая пропаганда. По-прежнему считается, что аборигены экономят ресурсы, соблюдают установленные нормы и практикуют ограничение — через религиозные обряды и ритуалы. «На мой взгляд, — пишет Ричард Нельсон, — имеющийся этнографический материал подтверждает существование у североамериканских индейцев общепринятой развитой традиции охраны природы и рационального использования ресурсов, а также основанной на религии экологической этики… Нам необходимо вновь открыть глубинную, духовную связь с живым миром» 195.

Практически все телепрограммы о племенных обитателях дождевых лесов повторяют как само это утверждение, так и вытекающий из него вывод: мол, только недавно и только на Западе люди отказались от традиции жить в духовной гармонии с природой. Приведу один пример. Работая над этой главой, я наткнулся на программу об обитающих в Эквадоре птицах гоацинах и услышал, как голос за кадром говорил: «Охрана вида для будущего использования — практическая философия, которую понимают все охотящиеся народы».

Мистицизм, несомненно, играет важную роль в жизни аборигенов. Одни животные считаются приносящими удачу, другие — невезение. Сложные церемонии могут выполняться как перед, так и после охоты. Считается, что горы имеют чувства. Определенные существа табуированы, даже если они кажутся съедобными. Иногда важной охоте предшествуют половое воздержание или голодание. Все это, конечно, так. Но работает ли это? В трагедии Уильяма Шекспира «Генрих IV» Глендовер похваляется, будто может призвать духов из глубин мрака, на что Хотспер замечает: «Что ж, и я могу, как и любой другой. Но явятся ли они, если их не звать?» Даже если религиозная этика призывает к бережному отношению к природе и разумному использованию ее ресурсов, люди не всегда соответствуют своим идеалам. Христианство проповедует добродетель, но лишь немногие христиане ни разу не согрешили. Даже когда ритуалы, кажется, способствуют охране окружающей среды, лучшим объяснением бережного к ней отношения, скорее всего, будет не умысел, а простое совпадение.