Вступая в жизнь: Сборник

Нас с тобою интересует, а пожалуй, и тревожит) обоих, наш личный крошечный (но для нас большой) вопрос наших отношений, интимной нашей жизни вдвоем, нашей любви. Что ж, и этот вопрос – большой, и мимо него молча не пройдешь, и о нем нам всегда следует подумать, поговорить. Испытанные годами тесной, нежной дружбы, горячей взаимной привязанности – станем; ли, должны ли мы серьезно тревожиться в эти месяцы : невольной разлуки?

Самое главное, надежное, драгоценное – никогда не приходит, не дается враз. Всему, всегда есть свой срок, свое испытанье, своя закалка, даже, скажем по-ученому – свой стаж. Без этого стажа нельзя определить подлинную надежность и ценность в жизни ничему и никому. Мы свои нежные отношения выковали долгими годами совместной жизни. И жизни не пустой, животнооднообразной, а полной всяких испытаний и тревог, больших и малых. Мы так много и серьезно пережили за эти годы, мы так много имели возможностей один другого узнать и испытать, что с полным правом можем близость свою считать испытанной и серьезной вполне. И если теперь, через годы, все так же глубоки и свежи чувства наши друг к другу, если они до сих пор смогли устоять перед всеми испытаниями жизни и остаться в основе своей нетронутыми, столь же прекрасными, как раньше, вначале, когда-то давно-давно – разве же это случайность? О нет – таких случайностей не бывает. Это означает лишь одно: в нашей дружной жизни подлинное счастье, подлинная красота, которую я без тебя, а ты без меня, быть может, и не найдем никогда. Вот почему близость эту надо хранить, беречь обоим. Разобьем – не воротишь. На всю жизнь останется изъян, который ничем не восполнишь.

«Глухой, темной ночью к станции Уссури подошел воинский состав с японцами. Его встретила на перроне группа белогвардейцев. Из одной теплушки японские солдаты с трудом вы волокли три больших мешка и передали их в руки белобандитам из остатков армии Колчака, В мешках что-то шевелилось. Белогвардейцы потащили мешки к железнодорожному тупику, где стоял паровоз под всеми парами...

Белые втащили мешки в паровозную будку. Начальник группы шашкой распорол один мешок, который держали крепко остальные белогвардейцы.

Сергей Лазо со связанными ногами и кистями рук вступил в последнюю борьбу с подлыми убийцами. Схватив его за ноги и поперек туловища, они стали толкать его в паровозную топку, но Лазо связанными руками упирался в края топки. Белые ничего не могли поделать с этим богатырем.

Тогда один из них несколько раз ударил Лазо наганом по голове. Лазо лишился сознания, и его сунули в топку...»

Так писатель Александр Фадеев рассказывал о героической смерти командира партизанских отрядов Приморья, члена подпольного Дальневосточного комитета большевистской партии Сергея Георгиевича Лазо.

...Аде Сергеевне Лазо – дочери выдающегося революционера – перед вступлением в комсомол (это было в тридцатые годы) предложили заполнить анкету. Среди прочих был в ней вопрос о профессии родителей. «Какая же профессия у моего отца? – задумалась девушка. – Чем он занимался еще, кроме того, что вместе с другими своими товарищами делал революцию». И написала: «Профессиональный революционер».

А в юности, и даже еще раньше, будущий профессиональный революционер Лазо вел дневник, в который записывал о пережитом, передуманном. На обложке этого дневника тринадцатилетний Сережа поставил эпиграф: «Нужно искать правду всюду, даже там, где менее всего можно ее найти». А дальше страницы, полные раздумий над своими поступками и над окружающей жизнью.

Из всех времен года, бесспорно, каждое имеет свои индивидуальные черты. Зима для меня пора веселья, легкого, но не глубокого, пора работы и пора, подготовляющая меня каждый раз к новым и новым переживаниям. Весна каждый год открывает мне нечто новое; все более или менее замечательное в моей жизни начиналось весной. Но это были только первые зародыши, неясные, туманные; весна – это время прекрасных блужданий розовых надежд. Как прекрасна природа, как восхитительно свежее майское утро!..

Лето – пора «умственного» неделания, здесь у меня не созрело ни одной плодотворной мысли и не было написано ничего замечательного. Но все-таки, когда кончается лето, мне грустно, – это грусть ребенка, который вступает в юношеский возраст, это настроение бойца перед битвой, когда сердце его громко бьется от избытка чувств и сил. Но едва успеют зажелтеть первые листья деревьев и июльская жара сменится августовским теплом, как начинается самое замечательное время года – осень. Это время мне памятно усиленными занятиями.

Это время, когда меня пронизывают жгучие чувства и жгучие мысли, и я вырастаю духовно. Это время душевных бурь и тревог – это самое замечательное время года. Я разделяю чувства многих великих людей, посвящавших этой поре столько задушевных строк. Мне кажется, что именно в это время я ежегодно начинаю новую жизнь.

...В моей жизни сентябрь, октябрь и ноябрь 1911 года занимают самое видное место. Я никогда, ни до, ни после, не ощущал такой кристальной глубины и чистоты чувств, такого расцвета всей моей души. Я не принадлежу к тем людям, которых былые дни веселья утешают в горькие минуты, наоборот, они бесконечно мучают и угнетают меня. Это была пора, когда я был поэтом, я глубоко чувствовал блеск воды, дуновение ветра, и, наконец, я впервые полюбил девушку, и это чувство проникло до самых сокровенных тайников моей души. Я так полюбил ее, что никогда не смогу забыть, хотя любовь моя, односторонняя и больная, скоро порвалась. Это было самое гармоничное, самое совершенное время моей жизни, когда я был человеком в полном смысле слова. Я был слишком полон радостным чувством.

В декабре 1913 года девятнадцатилетний Сергей встретился с одним товарищем – бывшим студентом Томского политехнического института, который за свои революционные взгляды был свое время сослан в Амурский край. Знакомство с этим мужественным, жизнерадостным человеком, которому многое довелось испытать в жизни, произвело на Сергея глубокое впечатление. В тот день в его дневнике появилась такая запись об этом человеке.

На нас, людей, часто имеют влияние книги. Но несравненно большее впечатление производят на нас цельные, живые люди. Впечатление, произведенное им, было особенно сильно и потому, что пришлось как раз в пору моим настроениям. Я сейчас же понял, чего мне не хватает, чего мне стоит добиваться и что мне нужно бросить навсегда.

Вдруг настала та минута, когда «человек возвышается до познания». В такую минуту человека не может ужасать возможность смерти, даже и близкой; и вот я увидел, что мне недостает богатой, разнообразной общественной деятельности, и – главное – она тут, передо мной, налицо. Та деятельность, которую я люблю, которая даст мне возможность широко и разносторонне познакомиться с Русью-матушкой. На меня пахнуло горячим пламенем чего-то неиспытанного, незнакомого. И я страстно к нему потянулся. Я понял, что единственный возможный для меня исход – это кипучее, захватывающее дело. Мне нужно безоговорочно покинуть мои наклонности к созерцательной жизни...