Альберт Налчаджян - Фрустрация, психологическая самозащита и характер. Том 2. Защитные механизмы, самосознание и характер

Это означает, что люди склонны оправдывать несправедливые решения, тем самым способствуя подкреплению и укоренению социальной несправедливости. В основе такой склонности лежит, в частности, неявная теория (вера) о том, что мир, в котором мы живем, справедлив. Точно так же верующие считают, что не надо бороться против несправедливости, поскольку Бог сам накажет виновных и несправедливых людей, т. е. мир построен на справедливых началах. Согласно верующим, справедливость победит если не на земле, то в потустороннем мире.

Парадоксальность выводов, к которым приходят люди, имплицитно или сознательно руководствующиеся теорией справедливого мира, подтверждается также тем, как испытуемые оценивают «учеников» – участников известных экспериментов Стэнли Милгрэма. Оказалось, что чем сильнее страдает жертва от сильных электрических ударов, тем большую антипатию она вызывает у испытуемых. Испытуемые Лернера наблюдали видеозапись экспериментов Милгрэма. Любопытно, что когда у испытуемых не было возможности прекратить эксперимент, антипатия наблюдателей к жертве была интенсивнее. Симпатия же к «ученикам» усиливалась, когда у них была свобода действий.

Г. Влияние на личность. – Какое влияние на другие аспекты личности и ее активности оказывает иррациональная вера в то, будто мир справедлив? Одно из них – это часто наблюдаемая пассивность тех людей, у которых такая вера сильна. Такие люди, считая, что справедливость рано или поздно восторжествует, пассивно ждут, чтобы эта справедливость наступила, чтобы его проблемы решались как бы сами по себе. Но кто, кроме самого человека, может решать его проблемы, кто больше него заинтересован в их решении? Никто. Поэтому у многих жизненно важные проблемы остаются нерешенными.

Приведенные фаты и суждения показывают, что теория о справедливом мире есть не что иное, как организованная система рационализаций . Она используется для психологической адаптации индивидов и групп в таких ситуациях, в которых совершается или совершилась несправедливость, но они бессильны что-либо сделать. Люди, исходя из теории справедливого мира, наивно верят в то, что их успехи и достоинства не могут, в конце концов, не вознаграждаться. И если в жизни действительно бывают случаи, когда справедливость торжествует (такое тоже бывает), то люди активно пользуются подобными фактами для подкрепления своей веры в справедливость мира. Но в тех многочисленных случаях, когда торжествует несправедливость, люди, исходящие из своей имплицитной теории, проецируют окончательное справедливое решение на неопределенное будущее, иногда даже «в мир иной». Мы считаем, что именно здесь следует искать один из психологических истоков веры в загробный мир, в справедливый суд божьи и тому подобные утешительные представления. В этом случае, если опять вернуться к структуре этой теории справедливости, можно сказать, что в ней значительное место занимают вероятностные суждения , предположения о том, что произойдет в будущем. Правда, если имплицитная теория справедливости принимает характер веры, то в ней должны преобладать категорические суждения.

Это показывает, что мы в дальнейшем, пытаясь развивать теорию Лернера, мы должны раскрыть различные варианты имплицитной теории справедливого мира, например, по критерию силы веры (подобная теория может иметь уровни и по уровню рациональности – иррациональности).

Другая важная проблема – выяснение того, каким образом в психике человека в процессе его социализации формируется такая вера, подобная имплицитная теория.

Психологические рационализации широко распространены во всех областях жизнедеятельности человека и общества. Особенно их много в философии, политике и политологии. в социологических учениях и религиозных идеологиях, в исторических трудах, мемуарах деятелей различных эпох. Политические и идеологические рационализации – это чаще всего псевдообъяснения, в которых сублимируются защитные тенденции, агрессивность и тщеславие, стремление утверждать себя, в том числе интеллектуальными средствами. Ниже мы рассматриваем некоторые из наиболее существенных вопросов, касающихся идеологических и политических рационализаций.

Краткая история исследования рационализации до 60-х годов XX века дана в книге Гарднера Линдцея и Эллиота Аронсона [101] См.: Lindzey G., Aronson E. The Handbook of Social Psychology. Vol. 1, 1968, pp. 22–28. . В ней приводится, в частности, уже известная нам точка зрения Дж. Робинсона, согласно которому рационализация представляет собой самооправдание, имеющее место тогда, когда нас или нашу социальную группу обвиняют в совершении ошибок и в различных заблуждениях. Однако уже Гордон Олпорт заметил, что понятие рационализации имеет более широкий спектр значений, чем простое самооправдание. Разновидностями рационализации являются также различные случаи маскировки (cloaking) мотива, защиты системы ценностей, оправдание (excusing) плохого поведения любимого существа и вообще множество случаев отказа видеть аргументы в правильном освещении. Короче говоря, заключает Г. Олпорт, рационализация представляет собой процесс выдвижения хороших доводов вместо реальных.

А. Социальные стереотипы и рационализации. – Близкое отношение к концепции рационализации, как отметил Г. Олпорт, имеет т. н. «доктрина стереотипа», предложенная Уолтером Липпманом [102] См.: Lippman W. Public opinion. New York: Harcourt, Brace; 1922. . Он говорил о том, что образованная в голове человека картина выполняет ряд полезных функций, поскольку редуцирует сложную социальную реальность к доступной для управления содержанию, которая, однако, имеет ложные пропорции «реальности». Когда реальный опыт противоречит стереотипу, то имеет место одно из двух.

Если у человека психика уже стала негибкой или какая-то интенсивная заинтересованность делает для него неудобным преобразование своего стереотипа, то он пренебрегает противоречиями, объявляя их исключениями из общего правила; он дискредитирует неудобные свидетельства, находится в них «трещины» и изъяны старается предавать их забвению.

Но если человек сохранил свою любознательность и открытость (open-mindedness), то он включает новизну в имеющуюся у себя картину и позволяет, чтобы она изменилась. Иногда, отмечает Липпман, когда имеет место из ряда вон выходящий случай, который приводит к изменению установленной схемы, человек может быть потрясен до такой степени, что уже теряет доверие к общепринятым способам восприятия жизни. Он приходит к выводу, что реальные явления обычно не являются таковыми, как о них принято думать. У человека происходят мировоззренческие изменения.