Торвальд Олафсен - Научный материализм [СИ]

Здесь требует прояснения важнейший момент, касающийся термина «материя» в том смысле, как он определён в научном материализме. Материя здесь не принадлежит к множеству родственных, но отличных от неё сущностей, и не представлена в виде множества условно одинаковых материй, которые бы имели незначительные отличия друг от друга. Следовательно, понятие «материя как таковая» в научном материализме лишено смысла, ибо нет множества, из которого было бы абстрагировано это понятие вообще. Вместо этого материя сама является исчерпывающей совокупностью объектов, имеющих одинаковое свойство — способность изменять бытие наших физических тел. Если сравнивать её с более заурядными терминами, то термин «автомобиль» не будет аналогичен «материи», потому что передаёт идею, общую для множества различных реальных предметов. В свою очередь, термин «автомобили» будет аналогичен термину «материя», ибо означает исчерпывающую совокупность предметов с подобным набором свойств. Таким образом, термин «материя», хотя и употребляется в единственном числе, тем не менее, имеет свойства терминов во множественном числе и, подобно им, означает совокупность реальных предметов, а не идею, хотя и определение представлено идеей, как выделить эту совокупность предметов среди всех прочих мыслимых. В отличие от материи, отдельно мыслимых движений в реальном мире есть неисчислимое множество, и именно поэтому термин «движение» должен передавать общую идею всех движений, абстрагированную из множества таковых.

Обсуждая движение, стоит отметить его место в модели реального мира, ибо я встретил много людей, которые склонны считать движение реальным. Следует понимать, что процессы вообще и движение в частности не существуют таким же способом, как существуют реальные объекты: если взять дышащего человека и убрать из этой модели дыхание, человек останется, но если убрать из этой модели человека, дыхание также исчезнет; если взять вращающееся колесо и убрать вращение, колесо останется, но если убрать колесо, вращение также исчезнет; этот же принцип ранее был представлен здесь на примере Солнца и исходящего от него света. Процессы не есть самостоятельные сущности, они есть не части реального мира, а поведение его частей. Хотя поведение реального мира неискоренимо из мыслимой нами модели, оно имеет гораздо более высокий уровень абстракции, чем проекции действительного мира, воспринимаемые нами в виде реальных предметов, и возможно лишь благодаря наличию у нас памяти. Только память о прежних состояниях и положениях предметов позволяет нам мыслить категориями процессов, если же отнять у нас память, то мы сможем чувственно регистрировать лишь моментальные положения и состояния и не сможем представить себе какие-либо процессы. Таким образом, движение в реальном мире, как и любой другой процесс, мыслимый нами, состоит из текущего наблюдаемого момента и цепочки воспоминаний; чтобы мыслить движение в реальном мире, мы совмещаем в своём сознании прошедшие, уже не существующие состояния материи с мгновенным сиюминутным состоянием. Поэтому верно считать, что процессы вообще и движение в частности происходят в реальном мире и с частями реального мира, но сами не являются его частью, не являются реальными, по крайней мере, в той же степени реальными, как предметы, а являются лишь поведением реальных предметов.

Однако вернёмся к материи. Материалистические воззрения Энгельса в дальнейшем получили развитие в работах Владимира Ленина, который, по всей видимости, качественно продвинулся в понимании мироустройства и более ясно описал материю:

«Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них»

«…Материя есть то, что, действуя на наши органы чувств, производит ощущение; материя есть объективная реальность, данная нам в ощущении, и т.п.»

И всё же в определениях Ленина также есть существенные недостатки. При поверхностном ознакомлении может показаться, что сущность материи в них раскрыта вполне удовлетворительно. Если же вдуматься в эти определения более тщательно, в особенности в слова «существуя независимо от них», то есть от наших ощущений, и «действуя на наши органы чувств, производит ощущение», то становится понятно, что они подразумевают действительные предметы вне нашего сознания, ибо именно они воздействуют на наши органы чувств, а если точнее, взаимодействуют с ними. В то же время слова «которая дана человеку в ощущениях его» и «данная нам в ощущениях» обращаются к модели мира в нашем сознании. Таким образом, каждое из этих определений в отдельности смешивает модель мира в сознании человека с действительным миром снаружи, имеет их в виду как одно и то же. Не выделив реальный мир как отражение действительного мира в нашем сознании, Ленин тем самым подразумевал, намеренно или неосознанно, что наблюдаемые нами предметы являются не упрощёнными и искажёнными проекциями, а непосредственными частями действительного мира, и что мышление обращается к этим предметам напрямую, познавая их истинную сущность. Между тем многочисленные оптические и иные чувственные иллюзии, как спонтанно возникающие, так и намеренно изобретённые, могут убедить человека, что он воспринимает некий предмет в месте, где такого предмета нет и близко, заставить воспринимать этот предмет иначе либо вовсе скрыть его от наблюдателя. Мышление в таком случае будет работать с ложной реальностью, не видя подвоха: взглянув коротко на группу людей одним глазом, мы можем не заметить важную деталь одежды одного из них из-за слепого пятна в глазу, заглянув же в чёрный ящик фокусника, мы можем увидеть его пустым, в то время как фактически наш взор будет направлен на диагонально расположенное зеркало, за которым прячется кролик. В каждом из этих случаев мы получаем неверное представление об устройстве предметов вокруг нас, но не знаем об этом; велик риск, что мы можем всерьёз принять ящик фокусника за пустой, не содержащий в себе зеркало и кролика. В таком случае, следуя воззрениям Ленина, мы будем относиться к мыслимому нами пустому ящику не как к образу, который опосредованно и искажённо передаёт действительность и требует постоянной проверки множеством исследователей, а как к объективной реальности, которая отображена нашими ощущениями и существует независимо от них. Очевидно, что в данном случае мы будем неправы, и этой ситуации потребуется более качественное объяснение, которое предлагает научный материализм: пустой ящик, воспринимаемый наблюдателем, есть лишь образ в сознании, и этот образ может неверно передавать действительность или быть чистой галлюцинацией, поэтому мы должны как проверять ящик целиком на предмет объективного существования, так и перепроверять множеством исследований отдельные его свойства, которые для нас важны, и считать его образ отражением действительной сущности, только пока он проходит такие проверки, никогда не убеждаясь в этом окончательно.