Торвальд Олафсен - Научный материализм [СИ]

Ещё одна проблема с научными законами заключается в том, что они описывают не одно конкретное событие или предмет, а их бесконечное множество. Поскольку мы не имеем доступа к каждой точке Вселенной, мы можем проверить действие конкретного закона лишь на нескольких частных экспериментах, которые, вдобавок, чаще всего проводятся только на нашей планете, которая ничтожно мала в масштабах Вселенной. Некоторые законы мы можем подтверждать наблюдениями всей видимой части Вселенной, но мы не имеем возможности знать, сколько ещё материи и пространства скрывается за пределами этой области и как предметы ведут себя там. Следовательно, верность любых открытых нами природных законов для всей Вселенной сразу не установлена совершенным способом, а только предполагается через неполное индуктивное обобщение, которое ущербно по своей природе и не даёт надёжных выводов.

Что ещё важнее, некоторые законы, которые весьма неплохо описывают реальность Земли и околоземного пространства, не получают подтверждения при наблюдении отдалённого космоса. Можно считать гравитацию полем, которое притягивает предметы так, как это описал Ньютон, а можно считать её искривлением пространства, согласно версии Эйнштейна, но астрономические наблюдения показали, что движение галактик не подчинено формулам из этих теорий, и учёным пришлось придумать тёмную материю, которая дополняет научную модель мира, чтобы та не развалилась. В связи с такими сложными свойствами действительности и, следовательно, реальности, мы имеем ещё больше причин сомневаться, что принятые нами законы природы на самом деле отражают в точности те математические принципы, которые лежат в основе мироздания. И даже если попытаться мягко обойти эти проблемы осторожными формулировками и сказать, что научные законы всё же являются истиной, поскольку в той или иной степени передают актуальные принципы устройства действительного мира, такие попытки не будут состоятельными, ибо примеры теплорода, гравитации и тёмной энергии очевидно показывают, что с развитием науки меняется наше представление даже о базовых принципах природных взаимодействий. Следовательно, эти наши представления пока имеют характер догадок, а догадки, которые даже в близких нам частных случаях могут быть проверены лишь приблизительными методами, не следует называть истиной. Высказывание «этот осветительный уличный фонарь находится на расстоянии более пяти и менее шести метров от меня» несоизмеримо более проверяемо, чем высказывание «все тела во Вселенной, имеющие массу, притягиваются друг к другу».

Наконец, есть ещё одно, гораздо более простое основание, почему научные законы не следует относить к истине, но к нему мы вернёмся немного позднее, когда у нас будет готово определение. А сейчас давайте обратим внимание на некоторые виды абстрактной информации, которые мы до сих пор не рассмотрели, но которые нельзя пропустить, если мы хотим получить эффективное понятие об истине.

Дело в том, что существуют такие воображаемые предметы и идеи, которые поддаются проверке. Речь идёт о строго описанных образах и концепциях, которые очень просты по сравнению с действительным миром и не допускают погрешностей. Будучи донесёнными до разных людей, эти образы и идеи проявляются в их сознании совершенно одинаково. Если попросить разных людей вообразить камень, то практически невероятно, чтобы продукты их воображения совпали во всех своих проявлениях, но если сколько угодно людей, знакомых с геометрией, представят себе квадрат с длиной стороны один метр, все они получат фигуры с одинаковым набором свойств. То же самое произойдёт, если разных людей попросить мыслить об отношении чисел три и четыре: одно из них больше другого, и это отношение практически всегда и всеми мыслится одинаково. Это приводит к ситуации, когда некое абстрактное знание, заключённое в сознании конкретного индивида, может быть воспроизведено в сознании других непогрешимым образом, теряя свою уникальность, и потому может быть проверено любым количеством людей. Если один из таких людей скажет, что три относится к четырём так же, как 0.75 относится к единице, любой другой человек сможет самостоятельно произвести расчёт и убедиться, что заявленное отношение чисел верно. Если один из таких людей скажет, что точное отношение длины диагонали квадрата к длине его стороны не выражается ни натуральной, ни десятичной дробью, то каждый, кто представит себе квадрат, применит теорему Пифагора 38 38 В прямоугольном треугольнике сумма квадратов длин его катетов равна квадрату длины его гипотенузы к двум его сторонам и диагонали, а затем метод бесконечного спуска 39 39 Метод доказательства от противного, который заключается в том, что при принятии некоторого тезиса образуется бесконечный ряд уменьшающихся натуральных чисел, что невозможно к длине диагонали, сможет убедиться, что и это высказывание верно.

Таким образом, очевидно, что существует абстрактное знание, которое может быть проверено другими людьми, но это должно быть только простое формализованное знание, не допускающее двусмысленности. Если, например, сказать, что в 18 веке среднегодовой рацион крестьян на Британских островах был богаче, чем в 17 веке, то здесь предметом обсуждения будет очень сложное явление, которое, вдобавок, не до конца изучено. Проверить здесь будет возможно только некоторые отдельные аспекты, но нельзя одним лишь грамотным рассуждением или экспериментом однозначно подтвердить верность изначального высказывания. В то же время, когда мы мыслим о сложных предметах, но сравниваем их отдельные, элементарные, доступные для однозначного понимания свойства, мы можем безошибочно определять их отношения, и это может быть проверено. Например, если сравнить площади Португалии и Франции в каком-нибудь из прошлых веков, то, скорее всего, у нас при всём желании не найдётся исчерпывающих сведений о точных границах этих государств, и, следовательно, будут неизвестны точные площади их обоих, но при этом сравнение тех их территорий, которые точно известны историкам, даст очевидный результат, что площадь одного из государств — скорее всего, Франции — была больше. Это элементарное математическое отношение, и проверить его легко, несмотря на сложность самих сравниваемых предметов. Сказанное в равной степени применимо и к упомянутому ранее Пиноккио: бесполезно судить о мелких и сложных подробностях его облика, потому что часть из них описана недостаточно ясно, а другая часть осталась только в воображении давно ушедшего из жизни автора, но простые абстракции из описания его внешности легко воспроизводимы и могут быть однозначно представлены, поэтому всегда легко определить, верно ли, например, высказывание о принципиальном наличии у него рук, ног или глаз.