Роджер Смит - Чувство движения. Интеллектуальная история

Следует иметь в виду, что в то же самое время, когда философия «Дела» охватывала воображение философов и их читателей, немецкий идеализм получил широкую известность, росло и количество научной и медицинской литературы, посвященной мышечному чувству. Фактически мышечное чувство стало отдельной областью научных исследований, вызвавших оживленные дискуссии. Однако, по крайней мере, в течение XIX века это распространение научного поиска не помешало более широкой, хотя и менее тщательной дискуссии о месте чувства движения в естествознании.

В данной главе рассматривается рост популярности и распространение мировоззрений, возникших в связи с онтологией активности или, если говорить обыденным языком, в связи с понятием силы как реальности, лежащей в основе существования. Эпистемологическим условием подобных взглядов явилось феноменологическое осознание субъективной силы и сопротивления. Позднее, как о том свидетельствует корпус сочинений эпохи викторианской Англии, рассуждения о силе становились рассуждениями о субъективном чувстве движения. И это обеспечивает дальнейшее обоснование для увязывания понятий чувства движения и силы с естествознанием. Картина станет более убедительной, если мы сосредоточимся на ситуации, сложившейся в какой-то одной нации. История физиологии и психологии мышечного чувства будет рассмотрена в следующих двух главах, хотя работы Александра Бэна и Герберта Спенсера, о которых пойдет здесь речь, конечно, относятся и к тому, что будет сказано далее.

В первой половине XIX века немногие из англоговорящей аудитории читали Фихте, Шеллинга и Шопенгауэра. Тем не менее в Англии широко обсуждался идеалистический призыв считать действие основой жизни каждого человека. Очевидно, этому способствовали вдохновенные произведения Карлейля и Эмерсона. Это широкое обсуждение приняло форму преобразования англоязычной традиции естественной теологии с ее стремлением признать нравственный поступок орудием Провидения. Отчасти интеллектуальным обоснованием тому служила идея о реальной каузальной связи и динамическое восприятие материи как совокупности сил. Такие суждения находились в русле мощного евангелического возрождения начала XIX века, результатом которого было убежденное акцентирование представления о нравственной воле индивида. Если христиане понимали волю как свойство, данное от Бога, то в ежедневных моральных назиданиях, связанных с практическими целями, воля представлялась зависимой от характера конкретного человека. Не было четких разграничений между богословскими, нравственными, юридическими, экономическими и – как будет показано – психофизиологическими характеристиками воли, как ее понимали в викторианской Англии.

В начале викторианской эпохи Уильям Хьюэлл, ученый, обладавший широчайшей эрудицией, позиционировал себя как связующее звено между ньютоновской натурфилософией, британской естественной теологией и философией науки. Он вновь подчеркнул концептуальное различие между «действующей» и «физической» каузальностью и связывал понимание первой с субъективным восприятием воли как каузальной агентности. Хьюэлл, гораздо более рассудительный и научно информированный автор, чем Карлейль, все же вернулся к некоторым идеям Карлейля, используя терминологию Рида, а до него Ньютона, и не косвенно, а в полной мере приписал всю каузальность Воле Божьей. В свои рассуждения он также ввел отсылки к мышечному чувству.

Хьюэлл разрабатывал свою теорию познания в обстоятельных трудах, посвященных истории и философии науки. Он полагал, что для познания требуются «фундаментальные идеи» – идеи синтетические и априорные, если использовать терминологию Канта. Среди этих идей присутствует «идея причины», которая, по мнению Хьюэлла, логически необходима для формирования знания в терминах каузальных отношений. Он конкретизировал ее как идею активной причины (active cause), или действующей причины (efficient cause), по терминологии Рида, и назвал эту идею Силой (с заглавной буквы): «Под Силой мы понимаем качество, способность, действенность, посредством чего некое состояние вещей производит последующее состояние. Так, движение тел, выходящих из состояния покоя, производится причиной, которую мы называем Силой» (Whewell, 1840, vol. 1, p. 159) [101] Доводы Хьюэлла подтолкнули Дж. С. Милля (Mill J. S. A System of Logic, Book 3) вернуться к анализу каузальности Юма (см.: Yeo, 1993). . Затем он утверждал, что понятие силы, истолкованной как каузальная способность, происходит из субъективного сознания напряжения. А это уже связано с чувством движения.

Говоря о «качестве, способности, действенности, посредством чего некое состояние вещей производит последующее состояние», Хьюэлл воспроизвел обычную манеру изложения. Обыденная речь встраивала каузальную активность в мир – активность, которую набожные христиане относили к агентности божества, а некоторые ярые пропагандисты материализма – к материи. Существовала культура чувствительности, осознающей силу, старание и волю, а также сопротивление этой силе, старанию и воле как эмпирическая основа для разговора о каузальной активности сил природы и даже о каузальной активности Бога. По словам Хьюэлла, идея причины «не выводится из опыта, а возникает в самом сознании; она вносится в наш опыт активной, а не пассивной составляющей нашей природы» (ibid., p. 159). Именно ментальная активность вносит априорную идею каузальных отношений в опыт. Однако апостериорное происхождение опыта, который мы понимаем в терминах каузальных отношений, есть проявление усилия, в том числе мышечного; без этого «сила в общем смысле непостижима» (ibid., p. 179).

Хьюэлл дал новую жизнь христианской естественной теологии, видевшей силы природы в ореоле активного Божественного присутствия [102] Астроном Джон Гершель, еще один выдающийся натурфилософ начала викторианской эпохи, писавший об общей философии науки, сделал такое же замечание (Herschel, 1841, p. 205–206; 1865). . Целью искусства было увлечь мужчин и женщин, имеющих реальный, истинный, духовный, но не материальный характер. Так, в ходе анализа нравственности Хьюэлл заметил, что любая нравственность должна быть «верной нашему сознанию». Это касалось как того, что было сказано о нравственном сознании, так и того, что было сказано об осознании стремления, силы и сопротивления. Натурфилософия должна быть «верной нашему сознанию» точно так же, как и нравственность, а это требует оценить должным образом осознание мышечного усилия как источника понятия движения: «Ибо в механике те, кто исследует основы науки, также имеют привычку обращаться к нашему сознанию. Они обыкновенно учат нас тому, что мы извлекаем понятие Силы из мышечного усилия, осуществление которого нами осознается» (Whewell, 1846, p. 53). Исходя из предположения о связи происхождения человеческой мысли с «фундаментальными идеями» и чувственным опытом, Хьюэлл полагал, что сила – это «свойство, которое является причиной движения произведенного, измененного или предотвращенного. Эта концепция, как кажется, в основном и в первую очередь подсказана нашим осознанием напряжения, с которым мы заставляем двигаться тела. Слова, как латинское, так и греческое, для обозначения силы (vis, Fìς), возможно, подобно всем абстрактным словам, произошли от какого-либо чувственного объекта. Первоначальное значение греческого слова было „мышца“ или „жила“. И первое использование его в качестве абстрактного слова было, соответственно, применительно к мышечной силе» (Whewell, 1840, vol. 1, p. 178).