Роджер Смит - Чувство движения. Интеллектуальная история

На протяжении XX века психологи, работавшие в области сенсорного восприятия, старались сохранять сложившуюся здесь традицию специализированных исследований, почти не затронутую бихевиористской повесткой, точно так же как в прежние времена они проводили исследования на стыке физиологии и психологии. Особенно показателен в этом отношении вдумчивый, хотя и не лишенный внутренних противоречий, многолетний научный труд Дж. Дж. Гибсона, на который часто ссылаются авторы (например, социальный антрополог Тим Ингольд, весьма далекие от психофизиологии, но интересующиеся проблемами познания [179] В научной работе Гибсона можно выделить несколько стадий (см.: Reed, 1988). В рамках данного обсуждения нас интересует прежде всего: Gibson, 1966. Тим Ингольд неоднократно указывал на переклички между собственными антропологическими исследованиями восприятия и научной работой Гибсона (Ingold, 2011, 2015; см. также: Noë, 2004). . В 1950-х и 1960-х годах, исследуя зрительное восприятие, Гибсон увлекся изучением активного осязания как «гаптической системы», которой дал следующее определение: «Чувствительность индивида к соприкасающейся с его телом окружающей среде в результате использования своего тела» (Gibson, 1966, p. 97; cм. также: Wagner, 2016). Он обнаружил прямую связь между гаптической чувствительностью и метафорической составляющей осязания, или «ощущаемым смыслом»: гаптическое чувство – «это перцептивная система, благодаря которой животные и люди буквально соприкасаются с окружающей средой», «активное, исследовательское по сути осязание позволяет не только схватить какой-то предмет, но и ухватить его смысл» (Gibson, 1966, p. 97, 123). Гибсон сделал исключительно важное открытие, положив в основание теории смысла движение и активное осязание. Такой подход нашел поддержку у всех, кто изучал культуру движения, поскольку устанавливал внутреннюю связь между эстетическим суждением и телесной жизнью.

Гибсон в полной мере отдавал себе отчет в том, насколько сложны бывают чувство движения и восприятие движения. По этой причине ошибочно было бы пытаться указать какой-то один специфический орган (и даже специфические органы), ответственный за осознание движения.

«Кинестезия затрагивает все функциональные перцептивные системы. Отличать телесное движение от недвижения слишком важно для организма, чтобы полностью полагаться только на какую-то одну группу рецепторов. Необходимо распознавать множество видов движения. Для тела в целом это суставная кинестезия, для движений черепа – вестибулярная, для движения кожи, зависящего от того, с чем она соприкасается, – кожная, для перцептивных трансформаций поля зрения – зрительная» (Gibson, 1966, p. 111) [180] Возможно, это частично объясняет тот факт, что описания движений и примеры гаптической чувствительности разбросаны по всей научной литературе (см.: Kennedy, 1978; Schiff, Foulke, 1982; Stevens, Green, 1996; Stillman, 2002). .

Это поистине историческое утверждение. Оно позволило Гибсону концептуализировать восприятие как активное действие в рамках общей приспособительной настройки организма. (Схожей теоретической линии придерживались упомянутые выше Бергсон и Джеймс.) Коротко говоря, восприятие – это часть деятельности организма как адаптивной системы. Таким образом, Гибсон представляет организм в качестве деятеля, а окружающую среду как некую «возможность» для деятельности, создавая картину целостного мира, который неправомерно разделяется в традиционной понятийной сфере на «внутреннюю» (субъективную) осознанность и «внешнее» (объективное) поведение. Так впервые в научный оборот была введена теоретически обоснованная терминология, позволившая адекватно выразить себя всем тем, кто по роду занятий или в силу своих убеждений и ценностей всегда противился навязанной бифуркации – разделению мира на человеческий и природный. Но я несколько забегаю вперед – об этом речь пойдет в заключении.

Физиологи Марк Жаннеро и Ален Бертоз, невролог А. Р. Лурия, психолог-когнитивист Шон Галлахер, такие феноменологи, как Максин Шитс-Джонстон и Жан-Люк Пети, и многие другие ученые возродили и развили моторные теории познания [181] Jeannerod, 1985; Berthoz, 2000; Berthoz, Petit, 2008; Luria, 1973; Gallagher, 2005; Sheets-Johnstone, 2011. Научно-популярная книга Лурии на английском языке познакомила западных читателей с идеями Николая Бернштейна, которого в России считают основоположником физиологии двигательного контроля и главным вдохновителем альтернативного теории Павлова направления в области практического познания (приобретения навыков) (см.: Berthoz, 2000, p. 13–17; Сироткина, 2018). . Как выразился Галлахер, «Тело создает предпосылку для действия. Пожалуй, это еще слабо сказано. Не успеешь опомниться, как твое тело уже действует» (Gallagher, 2005, p. 237) [182] О внутриутробном движении: Gallagher, 2005, p. 1; cм. также: Gallagher, 2008; Radman, 2012, 2013. Джим Гуд обратил мое внимание как на работу Галлахера, так и на интересные и важные для развития психологии взгляды Дж. Дж. Гибсона. . В этой сравнительно недавней работе (2005) критикуется явный перекос в сторону исследований искусственного интеллекта, наблюдаемый с 1960–1970-х годов, и, напротив, недостаток внимания к изучению телесной обусловленности познания: автор вновь призывает отказаться от заблуждения – анализировать мышление в отрыве от тела как инструмента мышления. Исходным здесь является постулат о воплощенности познания, его неотделимости от тела; более того, познание зависит от кинестетического осознания – или, если перевести на язык отношений «сознание – мозг», – от проприоцептивных процессов. Далее, интерес к воплощенному познанию как нельзя лучше согласуется с современной культурой телесного благополучия – отсюда спрос на йогу и другие подобные техники, ибо в этом видится залог гармоничной интеграции души и тела, – и, наконец, с танцем во всех его ипостасях.

В «Учебнике психологии» Титченера раздел о чувстве движения, моторном воображении и познании, состоящий из нескольких рубрик, идет под заголовком «Кинестетические ощущения» . Множественное число здесь не случайно: тем самым автор признает и подчеркивает сложность явлений, которые нередко сваливали в кучу и трактовали как одно чувство [183] Titchener, 1909b, p. 160–182. Виктор Анри (Henri, 1899, p. 401ff.) – еще один физиолог, ясно сознававший эту проблему, о чем убедительно свидетельствует перечень его научных публикаций. . И это ключевой момент. На протяжении всего XIX века ученые активно обсуждали мышечное чувство, что было в принципе неверно. Как выяснилось, правильнее было бы говорить не о чувстве, а о телесной чувствительности, вбирающей в себя и двигательный элемент, о чувствительности, которая не существует отдельно от модальностей осознания, ассоциирующихся с традиционными пятью чувствами и всей сенсорно-моторной жизнью организмов. Но в свое время желание упростить проблему в интересах терминологической ясности и определенности привело к ложной конкретизации кинестетического чувства, точно так же как зачастую оно приводило к неоправданно жесткому размежеванию чувств. Поэтому теперь я перехожу от специализированной истории физиологических и психологических исследований к более широкому культурному освещению чувства движения.