Роджер Смит - Чувство движения. Интеллектуальная история

Свидетельством широкого признания важности кинестезии для всей психологической жизни могут служить описания человеческих типов, выявленных в ходе изучения индивидуальных различий людей. Это направление вызывало большой интерес и сыграло решающую роль в том, что психология как сфера профессиональной деятельности получила общественное признание. К тому времени психологи установили значительные индивидуальные расхождения по степени участия кинестетических образов в планировании (действий), мышлении и воображении. Например, Уильям Джеймс, идя по следам новаторских исследований индивидуальной дифференциации Фрэнсиса Голтона (Гальтона), писал о людях преимущественно моторного восприятия, с сильно развитым двигательным воображением. В литературе стали появляться упоминания «типов» людей и соответствующие характеристики двигательного, слухового и зрительного типов воображения [176] James, 1950, vol. 2, p. 61–63; Ribot, 1903, p. 54, note. Майкл Сокал рассказал мне, что Джеймс Маккин Кеттел, изучая индивидуальные особенности в 1890-х годах, тщательно исследовал небольшие различия в своих мышечных ощущениях, своей жены и своего сотрудника. О типологии образов в англоязычной литературе см.: Roeckelein, 2004. Это фундаментальное справочное издание подтверждает огромный интерес исследователей к образам, в том числе моторным, до и после Первой мировой войны. В нем представлена хронология работ по моторным, или кинестетическим, образам (включая любопытные исследования заикания и восприятия смысла) начиная с 1909 года. Считалось, что Голтон (Roeckelein, 2004, p. 469) проложил путь к изучению кинестетического типа образной репрезентации, заострив внимание на движениях глазных яблок и определенном телесном чувстве, преимущественно в связи с визуальным воображением. . Однако работа по дифференциации и детальному изучению кинестетического воображения постоянно сталкивалась с трудноразрешимой проблемой: вся сенсорная жизнь пронизана двигательными ощущениями, а для того чтобы выяснить, в чем состоит их специфическая роль, необходимо было сперва обособить их для исследования в условиях научного эксперимента.

В 1911 году У. Б. Пилсбери посвятил свое президентское обращение к Американской психологической ассоциации обзору текущего состояния научной мысли по поводу чувства движения, поскольку, как он заметил уже во вступительном предложении, «все согласятся…

что за последние годы самого заметного успеха психологическая теория достигла в объяснении психических процессов в свете той роли, какую играет в них движение, и чем дальше, тем эта роль представляется нам все более значительной» (Pillsbury, 1911, p. 83). Отметив общую приверженность тенденции объяснять восприятие пространства, времени, ритма, памяти и познания преимущественно в терминах моторной стороны сознания, Пилсбери предложил задаться вопросом, возможно ли объяснить таким образом все разнообразие и все нюансы сознания. При этом он признал, что изучение чувства движения помогло сместить акцент с ментального содержания на ментальные события. Организующими единицами сознания являются акты, и следовательно, в фокусе исследования должны быть функции, а не структуры. «Взаимоотношения, контекст, установка – вот что теперь кладется в основу всех форм объяснения психики, а не элементы или сущности» (ibid., p. 98).

В итоге кинестетическое чувство стали понимать как определенную психомодальность, которая присуща самому что ни на есть базовому измерению психической жизни, а именно жизни деятельной. Ниже я кратко остановлюсь на этом моменте, с тем чтобы связать свой исторический очерк с некоторыми более свежими исследованиями.

В ходе научных дискуссий психологи постепенно пришли к мысли, что вряд ли возможно рассматривать роль тела в некой психической «установке» как продукт осознанного восприятия вследствие присущего человеку кинестетического «чувства». Скорее этот телесный компонент следует отнести на счет бессознательной проприоцептивной системы, которая выступает в форме своеобразного знания тела о себе самом – о своем положении и движении. Вероятно, подобная аргументация способствовала тому, что после 1915 года интерес к кинестезии в психологической литературе пошел на убыль. (Другая причина заключалась в вышеупомянутой непростой, мягко говоря, задаче экспериментального исследования кинестезии в ее чистом, беспримесном виде.) Как уже говорилось, ученые, исследовавшие проприоцепцию в XX веке, стояли на позициях физиологии, не слишком вдаваясь в проблемы осознанного восприятия и сознания [177] Краткий обзор позиции ученых в середине XX века см.: Rose, Mountcastle, 1959. К этому времени ученые пришли к заключению, что осознанное восприятие движения связано с возбуждением суставных рецепторов, тогда как мышечные проприоцепторы функционально являются частью бессознательной системы контроля позы и движения. . Слово «кинестезия», разумеется, по-прежнему использовалось профессиональными психологами и просто образованными людьми, особенно если сфера их интересов и образ жизни (например, занятия спортом или танцами) предполагали осведомленность о правильной и эффективной работе тела [178] О значении кинестетического воображения для танца в США см.: Veder, 2015, p. 196–201. Обсуждение этого типа воображения отталкивалось от понимания роли ритмического движения в сфере сознательного. Как емко резюмировал Боринг, «вся атмосфера конца XIX столетия благоприятствовала моторным теориям – моторным теориям восприятия пространства и по аналогии моторным теориям восприятия времени. Мюнстерберг положил этот принцип в основу восприятия длительности… И Вундт, и Стэнли Холл считали, что билатеральная симметрия человеческого локомоторного организма создает, особенно при ходьбе, генетическую основу для ритмического восприятия, из чего следует, что двухдольный ритм „естественнее“ трехдольного. Все исследователи обнаружили, что слышимые ритмы, как правило, сопровождаются двигательной акцентуацией», например, притопом (Boring, 1942, p. 586; о ритме см.: Ruckmich, 1913a, b). Дальнейшего изучения заслуживает история кинестетической образности с точки зрения предполагаемых источников временной перцепции (см.: Brain, 2015). .

После Первой мировой войны в Соединенных Штатах, а после Второй мировой отчасти и в Европе многие ученые примкнули к бихевиористскому направлению и перестали пользоваться такими понятиями, как ментальные схемы или ментальные образы. Даже когда в 1960-х годах все кинулись изучать познание (недаром говорят о «когнитивной революции»), главными вдохновляющими идеями были искусственный интеллект и новые подходы к обучению, а не интерес к живому, существующему в плоти моторному организму. В наши дни ситуация существенно изменилась: в центре внимания оказалось «воплощенное» сознание, соответственно, многие исследования вновь сфокусировались на кинестетических процессах. Таким образом, нынешние психологи возродили прежние научные интересы, объединив их под рубрикой моторного познания. Почетное место в кругу актуальных научных тем занимает теперь кинестезия или, шире, так называемая гаптическая чувствительность – все ощущения, связанные с телесной активностью тактильного и двигательного характера.