Анна Кирьянова - Нас спасет любовь. Истории, которые помогут пережить трудные времена [litres]

так малышу говорят, и он изо всех сил сжимает нас в объятиях. Он еще говорить почти не умеет, а обнимать умеет – показывать, как он любит. Выражать свою любовь, изо всех сил прижимаясь к нам и обвивая ручками. Вот так я тебя люблю! Сильно-сильно! Крепко-крепко! Изо всех сил!

Это так нужно и важно каждому человеку – чтобы показали, как его любят. Но попросить об этом можно только маленького ребенка. Потому что он искренний. Потому что он не пожмет плечами и не скажет рассудительно: зачем показывать? Ты и так знаешь, что я тебя, как бы сказать, люблю. Или вроде того. В общем, все нормально. Давай поговорим о делах и о важном!

Так это и есть – важное. Чтобы показали, как нас любят. Если не умеют говорить – это не страшно. Можно показать. Спросить, не устал ли ты. Попросить надеть шапку, если холодно или солнце печет. Купить вкусное – просто так – и угостить. Дотронуться ласково или обнять в печали. Поцеловать или за руку взять на прогулке. Вечером поставить наш любимый фильм. Выслушать, когда у тебя проблемы, и просто пожалеть и ободрить… Много есть способов показать, как любишь! – но мы просим об этом только маленького ребенка. Который искренне добр еще. И искренне показывает свою любовь. Ему не стыдно, не жалко, он щедр – вот так я тебя люблю! Изо всех сил!

Иногда надо показывать, как сильно мы любим, – пока еще можем обнять любимых. Пока еще есть для этого силы. Добрым словом, поцелуем, подарком, прощением, нежностью, которую не просили – взрослые не просят нежностей. Но нуждаются в них очень. И потому тихонько просят малыша: «Покажи, как ты меня любишь!» – и тоже обнимают и целуют в ответ…

Небольшой и небогатый магазин на окраине, хоть и сетевой. Пятнадцать лет сюда хожу. Обычно людей много и даже тесновато. А сейчас магазин стал просторным. Почти никого нет. На полу разметка, и от нее грустно, как от бумажных полосок, наклеенных крест-накрест на окна. В фильмах про войну эту деталь показывают часто.

Продавцы в перчатках и масках. Все словно постарели; грустно смотрят поверх голубых масок. И негромко говорят друг с другом: «Такие скидки хорошие. А люди не покупают, денег нет у людей!»

Продавцы почти все те же, что и много лет назад. Как только этот магазин ни назывался, а сейчас стал сетевым. Но люди те же, привычные, хорошо знакомые. Те же глаза поверх масок. И старый охранник – тот же.

Зашла женщина средних лет, тоже в маске. У светлых волос отросли темные корни, морщины у глаз. Но видно, что она попыталась накраситься, немного подвела глаза. И под старый плащик надела белую блузку. Зашла и растерянно озирается. А потом решилась и тонким голосом спросила:

– Анкету куда подавать? – получилось слишком громко в тишине. И визгливо от волнения.

– Какую анкету? – спросила кассир.

– На работу поступить, – уже тихо сказала женщина с пегими волосами и вдруг заплакала. Знаете, так по-детски, громко всхлипнув. Маска закрывает лицо, но она все равно отвернулась и стала стараться не плакать. Стыдно закатывать истерику при всех. Кто ж истеричку возьмет на работу?

А продавцы-тетки окружили ее. И кассир включилась в беседу. Женщина осталась без работы, она в кафе работала. И первое время надеялась, что скоро все наладится. Всех выпустят, – это она так говорила. Болезнь уйдет или ее научатся лечить. А кафе откроется снова. И она снова будет пельмени и самсу лепить…

Но ничего не вышло. Деньги кончились, а надо кормить детей и кота. Дети постоянно есть хотят, они подростки. И кредит надо платить. И за квартиру. Вот она и пришла устраиваться в сетевой магазин. Просто ей сейчас страшно, понимаете? Просто страшно. Вот она и расплакалась.

И продавцы стали утешать женщину. Ее непременно возьмут на работу! Надо только анкету правильно заполнить. Это вы хорошо придумали, что пришли в наш магазин. У нас хороший магазин. Питанием обеспечивают. И хорошие покупатели, вот, смотрите, кто к нам ходит! На этих словах на меня показали пальцем. Но я не в обиде.

Мы в одной шлюпке. Может, не в шикарной и роскошной, но веслами здесь никого не лупят по головам. Люди помогают друг другу спастись и готовы немного подвинуться. Давай залезай бодрее и берись за весла! Не плачь!

И это просто история нынешних времен. Про людей. И про жизнь…

в трудную минуту меня лично не раздражает. Не вызывает желания ответить: «Ах, вам-то хорошо говорить! А мне каково?!» Я в это слово вот какой смысл вкладываю. Профессор Яров писал о блокаде, изучал документальные свидетельства. И такая история его поразила: детей стали отправлять в эвакуацию по Ладоге, по Дороге жизни. Мест было очень мало, дорога была страшная и трудная, а дети были смертельно истощены. Они уже погибали. И надо было выбрать тех, кто сможет доехать. Выдержать дорогу. Спастись. Страшный, трагический выбор… И дистрофичные врачи шли на хитрость. Деткам говорили: «Видишь, пол грязный! Ты возьми веничек и подмети пол. Покажи, как ты умеешь!» И те дети, у которых оставались силы, брали веничек и начинали мести… Может быть, у них тоже не было сил. Но у них оставалась воля – это заменяет силы. Брали веничек и мели… И кто-то из проверяющих возмутился, какой-то чиновник. А врачи сказали: «Мы так выбираем тех, кто может выжить в дороге. Кто может перенести дорогу и спастись». Это страшная история, но в блокадном Ленинграде других не было. И я думаю иногда, что жизнь – это тоже комиссия. Комиссия говорит: «Возьми веничек. Подмети комнату!» И пока мы можем подмести, пока можем себя заставить – мы будем жить. Нас возьмут в трудный, опасный, но спасительный путь. Надо держаться. Изо всех сил надо держаться. Вот это мы друг другу говорим в трудную минуту, вот в чем смысл этого слова, хотя иногда оно кажется обидным и неуместным. Но что еще скажешь? Не будешь же всем про веничек рассказывать, как я вам рассказала. Держись – это возьми веничек и подмети. Покажи жизни, что ты еще жив и хочешь жить. И тогда шансов на спасение будет больше. Гораздо больше.

но помочь и поддержать. И оказаться очень полезным, как я в детстве. Бабушка с юга везла чемодан, рюкзак, хозяйственную сумку, ведро с абрикосами и три арбуза в авоське. Она была очень сильная женщина. И запасливая – это были гостинцы для тех, кто не был на юге. И меня везла. Поскольку я была маленькая, я была привязана бинтиком за ручку, чтобы не потерялась. И бабушка все волокла на себе, конечно, по очереди. Отнесем с ней чемодан и ведро и возвращаемся за арбузами и сумкой. Я тоже кое-что несла, конечно. Мне в поезде бабушка сделала веер из бумаги. И, когда бабушка присаживалась на чемодан, чтобы отдохнуть, я этим веером ее обмахивала. Делала свежий ветерок. И бабушка прямо набиралась сил от свежего ветерка, так она и говорила. Я была очень полезным человечком. Кроме того, я пела военную песню, подбадривающую. Это тоже вливало новые силы в бабушку. И мы дотащили все тяжести до такси, вот как! И носильщика не нанимали – бабушка считала наем носильщика эксплуатацией. Вещей-то всего ничего, да еще есть маленький помощник с веером! И с бодрящей песней. Так что даже маленькие и слабые могут оказаться полезными и очень помочь нести тяготы. И вообще, вместе веселее. А телеграмма просто не дошла о том, что мы приезжаем – тогда были только телеграммы. Но мы все равно все привезли и притащили. При помощи бумажного веера и веселой героической песни. И угостили бабушкиных учеников, соседей по подъезду, Любу-инвалида во дворе и варенье сварили. Поэтому помочь можно по-разному; не обязательно тащить чемодан другого человека, если у нас нет сил его поднять. Даже пошевелить. Но можно быть рядом и поддерживать. И словами помогать. И обмахивать веером или полотенчиком, как боксера в перерыве между раундами. Это очень помогает и поддерживает. Доброе слово, песня и бумажный веер…