Ричард Тейлор - Разум убийцы. Как работает мозг тех, кто совершает преступления

Итак, мне пришлось занять место для дачи свидетельских показаний и попытаться убедить суд, что расстройство адаптации – это основание для признания подсудимого невменяемым, хотя я знал, что прокурор и эксперт со стороны обвинения будут яростно возражать против этого.

Однако присяжных не очень интересовали подробности диагностических критериев для расстройства адаптации. Они видели, как сторона обвинения приводила доводы в течение нескольких дней, предоставляя краткое содержание телефонных разговоров, записи с камер видеонаблюдения и кассовые чеки, а также слышали показания свидетелей. Вдобавок ко всей этой информации им была предоставлена возможность сформировать собственное мнение о человеке на скамье подсудимых.

Адвокат, ознакомивший меня с событиями предыдущих судебных заседаний, сказал, что, когда дочь Редди со слезами на глазах давала показания о домашнем насилии (она сидела за занавеской, чтобы не нужно было смотреть в глаза отцу), подсудимый прокричал: «Грязная шлюха!»

Теперь Сармила действительно была сиротой, чего Редди и боялся. Ее мать давно кремировали, а отцу грозило пожизненное заключение. Он, однако, не упустил возможности словесно унизить ее со скамьи подсудимых.

Присяжные, как и я, поняли, каким неприятным человеком может быть преступник.

Во время последней части перекрестного допроса, когда Редди спросили о глубоких ранах на шее его жены, из-за которых и наступила смерть, ответ убийцы заставил всех присутствующих ахнуть.

«Если бы не совершенно неадекватная и медленная работа лондонской скорой помощи, то она, возможно, сейчас была бы жива».

Я сказал, что его «ментальные отклонения» были незначительными и что присяжные должны сами решить, могли ли они оказать существенное влияние на его поведение. Однако, давая показания, Редди продемонстрировал поведение, которое его жена и дочь терпели годами, поэтому присяжные не стали принимать во внимание его расстройство адаптации.

Вердикт: умышленное убийство, пожизненное заключение. Минимальный срок отбывания наказания – 18 лет.

Первое впечатление не всегда верное, но в данном случае оно было именно таким. Я был рад оставить это дело позади.

Я записывал свое отношение к Редди на протяжении всех этапов рассмотрения дела. Это помогло мне лучше понять его, и, наблюдая за реакцией присяжных заседателей, я пришел к выводу, что они тоже стали лучше понимать произошедшее.

Пациенты, которых я оцениваю или лечу, могут вызывать у меня целый спектр эмоций. Иногда они заставляют меня испытывать раздражение, злость, скуку или радость. Один из них настолько забавный, что рядом с ним я не могу перестать смеяться. Однако у него биполярное расстройство, и в прошлом он пытался покончить с собой, поэтому нельзя допустить, чтобы из-за смеха я не заметил грусть в его душе.

Моя реакция о многом мне говорит, когда пытаюсь проникнуть в голову пациента, особенно убийцы, и помогает понять, почему кто-то совершил убийство или покушение. Помню, я очень удивился, когда коллега сказал: «Я не испытываю никаких чувств к пациентам и предпочитаю сохранять нейтралитет». Я считаю это невозможным, и у меня возникает личная реакция на человека во время психиатрической оценки и продолжительного лечения.

Однако нельзя сказать, что эмоциональность всегда полезна, потому что нам очень важно сохранять объективность. Представьте, что один из родителей судебного психиатра покончил с собой, когда врач был ребенком. В таком случае он может слишком бурно реагировать на пациентов, потерявших родителя. Нам важно не игнорировать, а осознавать чувства, которые пробуждает в нас дело, чтобы с их помощью лучше понимать опыт пациента. Эти эмоции не должны превращаться в слепое пятно [50].

Психоаналитики (в США они обычно имеют медицинское образование, но в Великобритании так бывает не всегда) должны проходить супервизию, а также посещать психотерапию. В Соединенном Королевстве судебные психиатры могут сами решать, проходить им психотерапию или нет, – это необязательно.

В начале обучения я скептически относился к этому методу и, возможно, немного боялся того, что может открыться во время таких сеансов. Однако я все же решил пройти психотерапию после работы с ребенком, чей случай вызвал отклик в моей душе. Я прошел относительно короткий курс, который длился около трех лет и включал один сеанс в неделю. Психотерапевты и психоаналитики часто ходят на пять сеансов в неделю в течение 5–10 лет.

Каждый из нас идет своим путем, однако я все равно считаю, что мой коллега был неправ. Решая, что никак не будете реагировать на своих пациентов, вы лишаете себя возможности использовать очень мощные диагностические инструменты.

Легко ли находиться в одном помещении с этим человеком?

Что вы чувствуете, сидя рядом с ним?

Помогает ли ваша реакция понять, как другие реагируют на этого человека?

Помогает ли ваша реакция осознать, почему он совершил убийство?

Моя реакция на Редди помогла мне понять, что, вероятно, приходилось терпеть его жене. Она сделала все возможное, чтобы уйти, но не смогла скрыться от его жестокости и поплатилась за это жизнью.

Но что происходит, когда женщина, которая не может порвать отношения, пытается защититься от агрессора?

Результаты могут быть непредсказуемыми…

Все началось после того, как Шарлотта поехала узнать у женщины насчет пса. Один из ее четверых детей, 15-летняя Шэрон, мечтала о собаке, а Шарлотта хотела порадовать дочь. В конце концов, они только что воссоединились после восьмимесячной разлуки, когда женщина находилась в реабилитационном центре для алкоголиков.

Казалось, жизнь наконец начала налаживаться. По крайней мере, так было до среды, 29 августа 2001 года, когда Шарлотта нанесла своему партнеру Ленни Джонсу смертельный удар в сердце 30-сантиметровым кухонным ножом.

В день встречи с ней в тюрьме Холлоуэй я, как всегда, ездил по ближайшим тюрьмам, проводя психиатрическую оценку новых заключенных, отслеживая состояние старых пациентов и ища тех, кого следовало перевести в психиатрическую больницу. Кроме того, я встречался с теми, кто вызывал беспокойство у надзирателей по причине аутоагрессии, риска самоубийства или странного поведения, которое могло свидетельствовать о психическом заболевании.

Деятельность судебного психиатра значительно отличается от работы больничного специалиста. Мы имеем дело с психическими заболеваниями или тяжелым психологическим стрессом у заключенных, вызывающих беспокойство у персонала тюрьмы. Очень важно, чтобы подобные учреждения не только стремились предотвратить побеги, но также распознавали и контролировали психические расстройства, чтобы заключенные оставались в живых.