Ричард Тейлор - Разум убийцы. Как работает мозг тех, кто совершает преступления

Примерно в то же время кризис беженцев в Восточном Судане подошел к концу, и тиграи, жившие в лагере, решили, что готовы вернуться домой. После вечера с праздничными песнями все 20 тысяч человек собрали вещи и перешли через границу, готовые преодолеть долгий путь до своих ферм. Это была поистине библейская сцена.

Тем временем организация, где я работал, начала оказывать помощь еще одному лагерю беженцев на противоположной стороне Эфиопии. Там была нехватка персонала, поэтому последние три месяца в Африке я провел в Северной Сомали (теперь это независимая Республика Сомалиленд). Моя работа заключалась в поддержке медицинского персонала, работавшего в лагере эфиопских беженцев в стиле сериала «Чертова служба в госпитале МЭШ». Палатки, где жили люди, стояли на пыльной равнине неподалеку от пустыни Огаден. Там я столкнулся с другой культурой, новым языком (сомалийским) и специфическим набором медицинских и политических проблем.

Я жил в Харгейсе, региональной столице, где посещал еженедельные встречи с представителями таких организаций, как Управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев, ЮНИСЕФ и Международный комитет спасения. Между встречами я возил гуманитарную помощь из Джибути, до которого нужно было ехать два дня, в лагерь беженцев.

Там была эпидемия возвратного тифа (бактериальная инфекция, вызванная определенным типом вшей), которая требовала экстренной доставки антибиотиков из Джибути. Кроме того, врачи столкнулись с ужасающими гинекологическими и акушерскими осложнениями калечащих операций на женских половых органах, которые были и остаются распространенными в том регионе (однако сегодня Нимко Али ведет кампанию против таких хирургических вмешательств, и ее поддерживает местное правительство).

Однажды днем солдаты сомалийского правительства в военной форме обошли офисы различных организаций, предоставляющих помощь беженцам, и раздали приглашения на вечеринку, которую организовывал генерал Морган, местный военачальник. Поводов для праздников тогда было не так много. Поскольку электричества не было, большинство вечеров я читал при свете костра или слушал новости BBC, потягивая мятный чай или редкий стакан запрещенного виски. Так, из чистого любопытства мы решили заглянуть на вечеринку, хотя позднее я об этом пожалел.

Это было странное и пугающее зрелище. Оказалось, что она проходила в импровизированном военном клубе. Мы прошли через кордон солдат 26-й дивизии Национальной армии Сомали, до зубов вооруженных поставляемыми США автоматами. Этот кордон был охраной генерала Моргана. Затем мы вошли в шатер, где все гости, среди которых было много молодых женщин, выжидающе сидели за столиками и тихо переговаривались. Мы сели и поняли, что перед нами стоят закрытые бутылки с безалкогольными напитками, к которым никто не решался прикоснуться, пока генерал не почтит нас своим присутствием.

После задержки мой начальник, приехавший из головного офиса в Могадишо и обеспокоенный таким количеством солдат, пнул меня под столом. Мы поняли, что совершили ужасную ошибку, приехав сюда, и поднялись, чтобы уйти. Позднее я узнал от коллег и из статьи в местном журнале, что многих присутствовавших там девушек, вероятно, заманили на вечеринку, чтобы развлекать офицеров, а также участвовать в гротескных модных показах и танцевальных конкурсах. Очевидно, это был способ унизить местное население, опозорив женщин.

Но, пока мы пробирались между столами к двери, генерал Морган вошел в сопровождении телохранителей и плюхнулся на экстравагантный диван в передней части комнаты. В этот момент раздалось шипение бутылок с теплыми напитками, которые открывали изнывающие от жажды гости.

Пораженный этим нарциссическим спектаклем, я наклонился и пожал руку человеку, который оказался одним из самых «успешных» убийц из всех, с кем я когда-либо встречался. Это был генерал Мухаммед Саид Херси Морган.

Морган, бывший телохранитель и зять диктатора Сиада Барре, позднее стал участником геноцида и получил прозвище Мясник Харгейсы во времена жестокой гражданской войны, когда войска по его приказу атаковали этот город. За бомбардировками последовали убийства, изнасилования и ограбления представителей клана исаак, 300 тысяч из которых бежали в лагеря в Эфиопии. Более 50 тысяч человек были убиты (по некоторым оценкам, 200 тысяч), и их тела бульдозерами сбросили в братские могилы. Харгейса, африканский Дрезден, превратился в руины за несколько недель.

Этот гражданский конфликт начался в конце холодной войны, после того как СССР перестал поддерживать Сомали и встал на сторону правительства генерала Менгисту в Эфиопии. Это лишило сомалийских повстанцев убежища за границей, и медленно закипавшая конфронтация обострилась. Как только война охватила Могадишо, Сомали стала известна как зона конфликта, а позднее – как неудавшееся государство, однако резня в Харгейсе, произошедшая в начале, не получила широкого освещения в прессе ни тогда, ни потом. Термина «этническая чистка» тогда еще не существовало, и эти страшные события стали забытым геноцидом.

После падения режима Барре в 1991 году Морган стал военачальником на юге Сомали, и его милиция была виновна в голоде, который привел к гибели тысяч людей, а также дальнейших убийствах, изнасилованиях и грабежах. Генерал все еще занимает там высокое положение: в 2019 году он участвовал в выборах в прибрежном районе Пунтленд. Негодование по поводу его зверств во время войны считается одним из многих аспектов конфликта между кланами, который остается – вместе с деятельностью террористической группировки «Харакат аш-Шабаб» – главным препятствием на пути к долгосрочному миру в Могадишо.

Позднее я дважды возвращался в Сомалиленд, чтобы собрать факты. Я видел последствия разрушения Харгейсы и посетил братские могилы в близлежащем Бурьо. В стене комнаты, где я жил, теперь была огромная дыра от разорвавшейся гранаты.

Однако в октябре 1986 года, когда страшный геноцид и гражданская война 1988 года были еще впереди, мое пребывание в Восточной Африке подошло к концу. Я вернулся в Лондон, чтобы продолжить учебу. Хотя мои ноги снова стояли на родной земле, голове и сердцу понадобилось время, чтобы перестроиться. Я стал всего на год старше, но на несколько лет мудрее. А также приобрел некоторые культурные и геополитические знания, освоил арабский на элементарном уровне и даже выучил несколько базовых фраз на сомалийском.

В последующие годы, уже работая младшим врачом, я время от времени использовал эти знания языка, чтобы общаться с пациентами, а также здороваться с персоналом кебабной и разговаривать с сомалийцами, приехавшими в Великобританию после гражданской войны (включая тех, кто сейчас работает со мной в одной психиатрической больнице с усиленным наблюдением).