Джулия Галеф - Мышление разведчика. Почему одни люди видят все как есть и принимают правильные решения, а другие — заблуждаются

В седьмой главемы познакомились с группой активистов борьбы со СПИДом TAG, действовавшей в Нью-Йорке в девяностых годах. Эти люди жили под тиканье таймера: у них на глазах с чудовищной скоростью умирали их друзья и возлюбленные, к тому же они сами в большинстве были носителями вируса.

Пришедшая в 1993 году пугающая новость, что лекарство азидотимидин не эффективнее плацебо, знаменовала важную веху для активистов. До того они лоббировали правительство, настаивая, чтобы новые многообещающие лекарства выбрасывались на рынок немедленно, в обход стандартных каналов тщательной проверки, которая может занимать годы. Но теперь активисты осознали, что это было ошибкой, порожденной отчаянием. «Я понял, что усвоил важный урок, — рассказывает участник группы Дэвид Барр. — А именно: как активист, борющийся за нахождение эффективного лекарства, я должен при выборе политики, которую буду поддерживать и защищать, максимально опираться на результаты исследований» [226]. В дальнейшем группа взяла на вооружение лозунг: «Выверять подход наукой».

Сами эти люди не были учеными. Барр — юрист; другие члены группы были финансистами, фотографами или сценаристами. Но ими двигала крайне высокая мотивация к обучению. Они начали с учебников типа «Введение в иммунологию» и еженедельно устраивали встречи, как они это окрестили, «Научного клуба», задавали друг другу домашние задания и составляли словари незнакомой научной лексики.

Еще они изучали политику, связанную с правительственными исследованиями: выясняли, как выделяются средства из бюджета и как проводятся испытания новых лекарств. Они обнаружили, что в этой области царит хаос, и сильно встревожились. «Мы словно попали в сказку „Волшебник страны Оз“, — рассказывал активист Марк Харрингтон. — Мы проникли в самую сердцевину системы и обнаружили за занавеской маленького никчемного человечка» [227].

Чем больше они узнавали, тем больше понимали, что активизм их нынешнего типа не поможет выиграть эту битву. Раньше они бросали все усилия на протестные акции, привлекающие внимание публики, например перекрывали улицы или приковывали себя к рабочим столам политиков. Однажды они под покровом ночной темноты прокрались к дому консервативного сенатора Джесса Хелмса и надули на крыше гигантский презерватив.

Однако, чтобы улучшить процесс разработки и испытания лекарств, активистам нужно было действовать изнутри, сотрудничая с бюрократами и учеными Национального института здравоохранения (NIH). Такое решение не способствовало популярности TAG среди других активистов, большинство которых до сих пор злились на правительство за медленную реакцию и зачастую равнодушие к кризису, вызванному СПИДом. «Среди нас бытовала такая псевдоаналогия, что NIH — это как Пентагон или что-то вроде: воплощение зла, и встречаться с ними не следует», — вспоминал Харрингтон [228].

Сказать по правде, участникам самой TAG это тоже отчасти казалось переходом на темную сторону. Раньше они были вне структур власти, а теперь должны были оказаться внутри — и в результате частично жертвовали своей идеологической чистотой. «Я знал, что у нас никогда больше не будет такой чистой и яростной уверенности в своей правоте, потому что мы собираемся принимать участие в некоторых вещах, происходящих на самом деле, а значит, нести за них больше ответственности», — писал Харрингтон [229].

Готовность пожертвовать идеологической чистотой окупилась. «Ученые-непрофессионалы» приобрели такие глубокие познания о борьбе со СПИДом и передовых разработках в этой области, что вскоре ученые из NIH начали к ним прислушиваться и принимать их предложения всерьез. В частности, активисты предложили новый тип клинических испытаний — «широкомасштабное простое испытание», обнаруженное активистом по имени Спенсер Кокс при изучении дизайна клинических исследований. При достаточно большом количестве пациентов такое испытание помогало быстрее оценить эффективность лекарства — за месяцы, а не годы — не в ущерб точности.

Поскольку теперь к активистам прислушивалось и Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA), им удалось убедить представителя FDA передать новый дизайн исследования фармацевтическим компаниям, которые, в свою очередь, согласились применить модифицированный дизайн Кокса для испытания новейшей партии лекарств от СПИДа.

Результаты были объявлены на медицинской конференции в январе 1996 года. Они всех потрясли. Одно из лекарств позволяло удерживать вирусную нагрузку пациента на таком низком уровне, что вирус даже не удавалось обнаружить, на срок до двух лет. Другое лекарство снижало смертность вдвое. В совокупности они означали отсрочку смертного приговора для носителей ВИЧ. Спенсер Кокс сидел в зале, смотрел на слайд с результатами и плакал. «Мы победили, — сказал он. — Мы будем жить» [230]. За следующие два года смертность от СПИДа в Соединенных Штатах упала на 60 %. Борьба еще далеко не кончилась, но воды потопа наконец пошли на спад.

Сотрудничество с правительственными исследовательскими учреждениями — вот что в конце концов позволило остановить эпидемию СПИДа. Но не позволять своей идентичности раздуваться не значит все время предпочитать сотрудничество протесту. Ранние скандальные демонстрации активистов сыграли важнейшую роль: они довели до сведения широкой публики проблему СПИДа и вынудили правительство направить ресурсы на борьбу с этой болезнью. Чтобы активизм был действенным, активист должен понимать, когда эффективнее сотрудничество, а когда — протест, но каждый случай требует индивидуального решения.

Только не давая своей идентичности раздуваться, можно сохранить способность принимать максимально обоснованные решения. Это не одолжение другим людям, которое вы делаете, чтобы показаться вежливым или добропорядочным. Не давая своей идентичности раздуваться, вы оказываете услугу в первую очередь себе, сохраняя гибкость ума, не скованную идеологическими кандалами, и свободу следовать за фактами, куда бы они ни привели.

Как-то ночью, в 1970 году, Сьюзен Блэкмор обнаружила, что висит под потолком и смотрит сверху на собственное тело.

Блэкмор только что поступила в Оксфордский университет, чтобы изучать психологию и физиологию. Как многие первокурсники, она экспериментировала с наркотиками и решила, что они расширяют сознание. Но именно этот трип, в ходе которого Блэкмор ощутила, как ее сознание покидает тело, взмывает к потолку, а потом облетает мир, изменил ее жизнь.

Блэкмор решила, что это могло быть только паранормальным явлением — доказательством того, что во вселенной и в человеческом сознании много такого, что и не снилось официальной науке. Она решила переключиться на изучение парапсихологии и найти научное доказательство паранормальных явлений, в реальность которых теперь верила [231].