Реджина Томасауэр - Женщина, которая светится изнутри. Как найти свой источник женской силы и сексуальности [litres]

Положив трубку, я поняла, что должна ехать к нему.

Друзья немедленно отвезли меня домой. Я попросила их присмотреть за дочерью, составила план работы на неделю и стала готовиться к отъезду. Друзья разъехались, а моя дочь Мэгги забралась ко мне в душ, чтобы попрощаться, и мы разрыдались.

Первая неделя в Лос-Анджелесе была невероятно тяжелой, но в то же время мы все еще чувствовали себя командой и вместе разруливали проблему. Но дни сменялись неделями, и мы мало-помалу стали отдаляться друг от друга. Тиитус не хотел, чтобы я бывала с ним в больнице. Он сказал, что я для этого слишком сияющая и счастливая. И что его бывшая жена и девушка Никласа Джейи не хотят меня видеть. Так что пришлось дожидаться его в отеле и изо всех сил поддерживать и утешать. Казалось, он вечно зол, раздражен и рассеян – как был бы и любой на его месте. Его заботило только скорейшее выздоровление Никласа.

Для меня места не осталось. Я это понимала, и все же мое сердце было разбито. Всего несколько недель назад я была для него центром вселенной, а теперь мне запрещалось даже помогать. Пора было возвращаться в Нью-Йорк. Оставить любимого и вернуться к дочери и своей компании.

Спустя несколько недель умер мой отец – после 10 лет медленного угасания из-за деменции. Я почти не ощутила эту потерю – настолько была раздавлена потерей сказочно-волшебной жизни с Тиитусом. Какое-то время он еще продолжал общаться со мной, все сильнее раздражаясь, а потом оборвал все концы. Я понимала, этот человек переживает тяжелый период, и все же не могла избавиться от чувства опустошения и ярости.

Я злилась на Верховную Киску на Небесах – за то, что она пролила на меня свой свет, а затем так безжалостно выбросила на обочину.

К весне отношения пошли на лад, но это было уже не то. Когда мы начали встречаться, я чувствовала себя подростком, едва касающимся земли, была ослеплена им, его домом, его благополучием. Тем, что он проявляет неподдельный интерес. Теперь же в моем сердце будто звучала трагичная ария из «Тоски» Пуччини. Наша жизнь была как кино, а саундтреком была музыка из коллекции Тиитуса. Трагедия. Разбитые сердца. Потеря. Даже когда он обнимал меня или готовил для меня ужин, я осознавала: его мысли где-то далеко. Весь следующий год я пыталась вернуть его, а он отдалялся. Жил в основном в Лос-Анджелесе, я – в Нью-Йорке. Изредка мы виделись, но все его мысли занимало выздоровление Никласа. Я испытывала попеременно бешенство, ярость и безумную благодарность за встречу с ним. Мне хотелось, чтобы моя любовь исцелила его; хотелось, чтобы мы нашли спасение в объятьях друг друга. Но внутри его как будто захлопнулась какая-то дверь, и я не могла пробиться сквозь нее. Не понимала, но продолжала пытаться.

Потом все закончилось.

Я была в Лас-Вегасе с лучшими друзьями, когда зазвонил телефон. Тиитус должен был поехать вместе со мной, но в последнюю минуту отказался. Звонила его домработница, Лили.

Тиитус умер.

Я взвыла, как дикий зверь.

Умер? В голове не укладывалось. Я могла только рыдать.

Это было полное крушение всего.

Каким-то образом удалось пережить последующие несколько дней.

Потом я вылетела на панихиду в Лос-Анджелес и рыдала сильнее, чем кто-либо из присутствовавших. Я связалась с врачом, чтобы выяснить, как это произошло. Когда он узнал, что умирает? Врач ответил, что Тиитус знал, что меланома вернулась, еще в прошлом году, но не захотел продолжить лечение. Ни химиотерапии, ни облучения – он хотел уйти на своих условиях.

Так, значит, Тиитус знал и не хотел утягивать меня за собой в бездну. В эти последние несколько месяцев он намеренно отдалился, чтобы оградить меня. Он вовсе не разлюбил меня – как раз наоборот.

Горе охватило все мое тело, сердце и душу.

Я не могла пошевелиться – настолько оно было велико. И не могла избавиться от этого ощущения. Я не помнила себя, не понимала, почему Верховная Киска на Небесах покинула меня. Никогда прежде я не испытывала ничего подобного. Я прошла через тяжелый развод; расставалась с любовниками; даже пережила выкидыш на позднем сроке. Я думала, что уже познала трагедию и опустошение. Но теперь погрузилась в такую пучину отчаяния, какой никогда еще не знала. Маленькая девочка, испытавшая в детстве жестокое обращение, нашла утешение в объятиях Тиитуса. Куртизанка, пробудившаяся во мне, нашла вдохновение в его постели. Голодная художница обрела тихую гавань благодаря его богатству. Мать-одиночка ощутила всю мощь и поддержку совместного воспитания детей. Я думала, он станет для меня наградой за всю боль и страдания, за все испытания, через которые я прошла. Я думала, что знакомство и любовь к нему станут счастливым концом моей истории. Он ведь был моей легендарной любовью, всем, чего я желала, о чем мечтала и к чему стремилась. Мужчина, в чьих объятиях чувствовала себя дома.

До смерти Тиитуса я и не знала, что такое разлом. Никогда еще я не чувствовала себя такой потерянной, оторванной от мира, преданной Богиней. Как могла Верховная Киска на Небесах так со мной поступить? Я испытывала то гнев, то невыразимую печаль, то проклинала звезды. Что мне делать с этой легендарной любовью – с историей, которая окончилась совсем не так, как я представляла?

Умом я понимала, что любовь закончилась, но телу требовалось время. Оно как будто жило в замедленном ритме – все так же оборачиваясь в тоске, когда я проезжала мимо его района; все так же испытывая острую боль при мысли о его смерти; едва дыша, когда по радио передавали некоторые песни.

Какая-то часть меня не хотела идти вперед. Было рано. И я пошла у нее на поводу. Она должна была научить меня чему-то такому, что полностью подавило бы мою волю. Ей было плевать на сроки и на траур, хотелось сесть на землю и рыдать, пока не иссякнут все слезы.

В детстве я не могла себе этого позволить.

Я никогда не плакала: ни когда меня бил брат, ни когда подростком подверглась изнасилованию. Никогда.

А вот теперь рыдала. Я позволила телу решать.

Горе было столь велико, что я не в силах была его побороть – только слушать. И слушала свое опустошенное маленькое тело.

Ему хотелось физически испытывать эту печаль по несколько раз в день. И я позволила. Танцевала. Рыдала. Двигала бедрами и грудью. Выгибала спину, вращалась вокруг шеста на занятиях, – и рыдала.

Тело жаждало массажа. И я подчинилась.

Ему хотелось носить черный бархат – я полностью облачилась в черное.

Вместе мы отправились туда, куда я всегда боялась ходить: в то измерение, где жила невидимая снаружи боль, разрывавшая сердце. Я словно вернулась к той странице, на которой закрыла эту книгу – столько лет назад. В детстве не было надежных объятий, не было места, где я могла быть собой. И я затыкала рот, стараясь быть сильной. Этого требует мировая патриархальная культура и поддерживающие ее мужчины: быть предсказуемыми, надежными и абстрагироваться от истинных чувств.