Карл Юнг - Нераскрытая самость

Еще слишком рано судить о том, каковы могут быть последствия общего признания фатального параллелизма между Государственной религией марксистов и Государственной религией Церкви. Абсолютистская претензия на Civitas Dei [10] Букв.: «Град Божий» ( лат. ). – Примеч. пер. , представленный человеком, имеет прискорбное сходство с «божественностью» Государства, а нравственный вывод, сделанный Игнатием Лойолой из авторитета Церкви («цель оправдывает средства»), слишком опасный предшественник лжи как политического инструмента. Обе требуют безоговорочного подчинения вере и тем самым ограничивают свободу человека, одна – свободу перед Богом, другая – свободу перед Государством, тем самым роя могилу индивидуальности. Хрупкому существованию этого – насколько нам известно – уникального носителя жизни угрожают с обеих сторон, несмотря на соответствующие обещания духовной и материальной идиллий. Многие ли из нас сумеют устоять перед мудростью поговорки «Лучше синица в руках, чем журавль в небе»? Кроме того, как я уже упоминал выше, Запад лелеет то же самое «научное» и рационалистическое Weltanschauung [11] Мировоззрение ( нем .). – Примеч. пер. с его стремлением к статистическому уравниванию и материалистическим целям, что и государственная религия в странах Восточного блока.

Что же тогда может предложить Запад с его политическими и конфессиональными схизмами современному человеку, теснимому со всех сторон? К сожалению, ничего, кроме множества путей, ведущих к одной цели, которая практически ничем не отличается от идеала марксизма. Не требуется особых умственных усилий, чтобы понять, откуда коммунистическая идеология черпает уверенность в том, что время на ее стороне и что мир созрел для обращения в новую веру. В этом отношении факты говорят сами за себя. Западный человек не может просто закрыть на происходящее глаза и отказаться признать свою фатальную уязвимость. Это не поможет. Всякий, кто однажды научился безоговорочно подчиняться коллективной вере и отказался от своего исконного права на свободу и столь же исконного долга индивидуальной ответственности, будет упорно цепляться за эту установку и сможет с тем же легковерием и тем же отсутствием критицизма маршировать в обратном направлении, если его мнимому идеализму будет навязана другая, явно «лучшая» вера. Что недавно произошло с одной цивилизованной европейской нацией? Мы упрекаем немцев в том, что они уже обо всем забыли, но в действительности мы не знаем наверняка, не могло ли случиться нечто подобное в каком-то другом месте. Не было бы ничего удивительного в том, если бы какая-нибудь другая цивилизованная нация заразилась некой единой и однобокой идеей. Спросим себя: в каких странах самые сильные коммунистические партии? Америка, которая – О quae mutatio rerum ! [12] О как все меняется! ( лат. ). – Примеч. пер. – образует подлинный политический хребет Западной Европы, кажется невосприимчивой к этой инфекции благодаря четко выраженной противоположной позиции, хотя в действительности она, вероятно, еще более уязвима, нежели Европа. Во-первых, ее система образования находится под сильнейшим влиянием научного Wel-tanschauung с его статистическими истинами, а во‐вторых, ее разношерстному населению трудно укорениться в почве, у которой практически отсутствует история. Историко-гуманистический тип образования, столь необходимый в таких условиях, влачит существование Золушки. Европа, со своей стороны, осознает его важность, но использует себе на погибель в форме националистического эгоизма и парализующего скептицизма. Оба преследуют материалистическую и коллективистскую цель, и у обоих отсутствует то самое, что выражает и охватывает всего человека, а именно идея, ставящая во главу угла индивида как меру всех вещей.

Одной этой идеи достаточно, чтобы пробудить самые отчаянные сомнения и сопротивление со всех сторон; практически можно даже утверждать, что ничтожество индивида по сравнению с большими числами – единственное всеобщее и безоговорочное убеждение. Разумеется, все мы твердим о том, что наш век – это век простого человека, что он – подлинный властелин земли, воды и воздуха и что от его решения зависит историческая судьба народов. К сожалению, эта гордая картина человеческого величия – иллюзия, которой противостоит абсолютно иная реальность. В этой реальности человек – раб и жертва машин, которые позволили ему покорить пространство и время; мощь военной техники, призванной оберегать его физическое существование, пугает его и грозит ему неминуемой гибелью; его духовные и нравственные свободы в одной половине мира полностью изничтожены, а в другой – рискуют подвергнуться хаотической дезориентации. Наконец, дабы разбавить трагедию комедией, этот повелитель стихий, этот вселенский арбитр нежно лелеет убеждения, умаляющие его достоинство и превращающие его автономию в нелепицу. Все его достижения и приобретения не возвышают, а, напротив, принижают его, о чем наглядно свидетельствует судьба фабричного рабочего при «справедливом» распределении материальных благ. Он расплачивается за свою «долю» фабрики утратой личной собственности, обменивает свободу передвижения на сомнительное удовольствие быть прикрепленным к месту своей работы и лишается всяких возможностей улучшить свое положение, если уклоняется от изнурительной сдельщины. Если же он выказывает какие-либо признаки ума, его пичкают политическими наставлениями – в лучшем случае сдобренными мизерным количеством специальных знаний. Впрочем, не стоит с презрением относиться к крыше над головой и каждодневному корму для рабочей скотины, когда в любой момент можно лишиться даже самого необходимого.

Поразительно, что человек – зачинщик и носитель всякого развития, источник всех суждений и решений, устроитель будущего – оказывается такой quantité négligeable [13] Букв.: «величина, которой можно пренебречь» ( фр. ). – Примеч. пер. . Эта контрадикция, эта парадоксальная оценка человечества самим человеком воистину достойна удивления; объяснить ее можно разве что крайней неуверенностью суждения – иными словами, человек сам для себя загадка. Это вполне понятно: ему не хватает средств сравнения, необходимых для самопознания. Он знает, чем отличается от других животных с точки зрения анатомии и физиологии, но как сознательное, мыслящее существо, наделенное речью, не располагает какими бы то ни было критериями для самооценки. На этой планете он – уникальное явление, которое нельзя сравнить ни с чем другим. Возможность сравнения и, следовательно, самопознания появилась бы только в том случае, если бы он мог установить связь с человекоподобными млекопитающими, обитающими в других звездных системах.