Джесс Хилл - Больная любовь. Как остановить домашнее насилие и освободиться от власти абьюзера

Опрос 204 офицеров полиции штата Виктория (1 % личного состава) открывает нам поразительный факт. [22] Без всяких подсказок со стороны интервьюеров большинство участников исследования сами затронули тему насилия, которое происходит в семейных парах. Отношение стражей порядка к этому явлению настораживает. Авторы опроса подчеркивают: «Полицейские признают, что жертвы существуют, но для них они представляют собой нечто гипотетическое. Оказывается, по-настоящему пострадавших трудно вычленить из череды подозрительных самозванцев и лжецов, отнимающих время и необоснованно претендующих на то, чтобы их считали жертвами. По мнению офицеров, претензии таких заявителей весьма подозрительны». Даже когда есть следы применения силы, некоторые полицейские все равно неохотно дают делу ход. Они говорят или думают так:

• «Вы же взрослые люди… разберитесь с этим сами!.. Если жена видит, что муж ее собирается ударить, пусть она развернется и уйдет… Зачем оставаться рядом с насильником и вызывать нас снова и снова, в надежде, что мы приедем, вышвырнем его из дома или как-то еще решим вопрос?.. Это самое неприятное… Я не желаю считать жертвой человека, который в состоянии сам как-то повлиять на то, что с ним происходит». Старший констебль полицейского участка, шесть лет службы.

Многие сотрудники полиции подчеркивают, что лишь изредка находятся юридические основания для вмешательства в конфликт супругов:

• «Люди несчастливы, недовольны жизнью и ждут, что ты приедешь и устранишь проблемы. В большинстве случаев и нападения никакого не было. На деле 99 инцидентов из 100 сводятся к тому, что муж орет на жену, а та орет в ответ». Старший констебль полицейского участка, восемь лет службы.

Часто раздражение вызывает женщина, «отказывающая самостоятельно что-то делать»:

• «Когда приезжаешь на вызов в семью, где уже бывал раз пятьдесят, понимаешь, что сделал для потерпевшей все, что можно. Но сама она не желает ничего предпринимать… Ты выполняешь то, что должен, и то, чего требует инструкция, а что еще поделать?» Сержант полицейского участка, девять лет службы.

Обвинять жертву недопустимо, этому нет оправдания. Но авторы исследования ясно дают понять: комментарии офицеров надо анализировать в общем контексте, то есть с учетом того, с каким огромным количеством случаев домашнего насилия сталкиваются правоохранители.

Масштабы проблемы невозможно отразить с помощью одних лишь сухих цифр. Чтобы донести до слушателей весь ужас того, с чем приходится сталкиваться ежедневно, Кен Лэй приводит хронику одного «ничем не отличающегося от других» дежурства в одном из округов.

06.00. Поступает звонок из дома, где мужчина избивает свою подругу. Бьет кулаком в живот. Оба всю ночь пили. К моменту приезда полиции мужчина дошел до пика агрессии. Его поведение непредсказуемо.

10.30. Вызов – похищение человека. Парень приехал в квартиру к своей бывшей девушке и попытался насильно увезти ее. Потерпевшей удалось вырваться и запереться в спальне, но бойфренд заблокировал ее там. На помощь пришел друг жертвы. Нападавший нокаутировал его ударом в лицо. Он угрожает убить бывшую партнершу.

13.00. В полицию обратился сосед, услышавший крики, доносящиеся из дома неподалеку. Патруль застал там ссорящуюся пару. Мужчина разбросал посуду и предметы мебели по всей комнате, он метал их в свою жертву. В доме находится маленький ребенок, который был свидетелем конфликта. Он напуган и плачет.

15.00. Полиция отправляется в семью, чтобы разобраться с ранее подвергавшимся аресту мужчиной, который сейчас нарушил запрет на приближение и условия выхода на свободу под залог. Это уже не первое его нарушение. Преступника берут под стражу и везут в суд.

20.00. Проводится задержание человека, который находится в розыске за нападение на партнершу. Он находится в доме матери. При задержании он оказывает сопротивление двум офицерам. Выясняется, что он избивал свою мать.

23.00. Экстренный вызов: 14-летняя девочка приставила нож к горлу матери, потому что ей не понравилось, как мать с ней обращалась.

04.00. Звонит мужчина и сообщает, что из соседнего дома раздаются крики и звук разбитого стекла. Туда выезжают две патрульные машины. На подходе к дому слышны вопли женщины и звон посуды. По дороге натыкаемся на большую лужу крови. Везде разбросаны осколки. Женщина лежит на кровати. На руке у нее рана. Пытаемся арестовать мужчину, который оказывает сопротивление. Борьба между ним и двумя полицейскими продолжается минут пять. Наконец на него надевают наручники и отправляют в изолятор на Сент-Килда-Роуд. [23]

Каждый день полицейские по всей Австралии в избытке сталкиваются с чрезвычайными ситуациями. Вызовы по поводу жестокости в семье, с одной стороны, самые массовые и тривиальные, с другой – наиболее опасные. С ними невообразимо трудно иметь дело. Полиция взаимодействует с жертвами абьюза, которые абсолютно дезориентированы: сегодня они ужасаются тому, что совершил партнер, а завтра снова влюблены в него. Патрульным нередко приходится бывать в домах, где оба родителя не в себе от алкоголя и наркотиков, а под ногами у них на грязном полу копошатся малые дети. А на следующий день патруль является к спорящим, находящимся на пике конфликта, и вынужден выслушивать обе стороны, разгоряченные спором. Надо принять правильное решение, что особенно трудно сделать быстро и под давлением. При этом в отделении их ждет продолжение Сизифова труда – горы бумажной работы.

Очевидно, многим полицейским было бы проще жить, если бы домашнее насилие представляло собой явное и легко опознаваемое преступление. Такое, как кража или наркоторговля, когда ясно, кто преступник, а кто жертва. Но оно таковым не является. Им хотелось бы, чтобы можно было ткнуть пальцем в обидчика и однозначно заявить: «Ты виновен». И они возмущаются, когда им мешают вынести простое решение, особенно если все карты путает потерпевшая. Как признался один из офицеров: «Система будет работать, если жертвы начнут соблюдать правила. К примеру, многие получают запретительные распоряжения, но такие предписания будут иметь силу, только если та, которую закон пытается защитить, готова сообщать о нарушениях. Но, как правило, пострадавшие этого не делают, а если и сообщают, то вскоре передумывают и отзывают заявление… Досадно! Прямо зло берет! Я начинаю думать: “Ну не звони мне больше, я не хочу больше в это лезть, пока ты не захочешь полноценно воспользоваться нашей помощью”».

Стражам порядка, которых посещают такие мысли, следует принять неудобный факт: домашнее насилие – это не просто преступление. В нем вообще может не быть ничего уголовно и даже административно наказуемого. Однако жертве все же нужна помощь полицейских, как представителей власти, способных защитить ее. Надо понимать, что абьюз в семье – сложная поведенческая аномалия, которая, как правило, со временем растет и развивается. Насильники – это люди, зачастую манипулирующие полицией столь же виртуозно, как и своей подругой. Пострадавшим нужно, чтобы полицейские по-другому на них взглянули и увидели бы не то, что хочется увидеть. Это вовсе не беспомощные девицы, попавшие в беду и готовые выполнять все, что им скажут. Жертва связана с обидчиком тысячами личных связей. Она привыкла в каждом своем действии подстраиваться под его реакцию. Она страшно травмирована. Да, она вызвала полицию, но ее привязанность к обидчику никуда не делась – она по-прежнему любит его, верна ему, растит его детей. Некоторые правоохранители это понимают. Так, один старший сержант пояснял: «Ты либо любишь работать с такими делами, либо ненавидишь их. Наши сотрудники либо сочувствуют, либо горячо возмущаются поведению жертвы. Потому что преступления, связанные с домашним насилием, находятся как бы в серой зоне. Тут не так просто поймать виновного… Эти дела не черно-белые».