Робер Мюшембле - Оргазм, или Любовные утехи на Западе. История наслаждения с XVI века до наших дней

Для культуры Соединенных Штатов начала XXI века эти соображения справедливы, так как в сознании американцев сочетаются самоуважение и национальная гордость. Но к Европе это мало применимо. Европейский нарциссизм не окрашивает человеческие взаимоотношения так густо. Наоборот, северные страны зовут континент к широте и свободе нравов, что не исключает высокого чувства гражданской сознательности. Страны, где сильны традиционные ценности, в том числе Германия и Англия, черпают в них некоторую защиту от развития тех феноменов, что описаны Лэшем. Его выкладки, пожалуй, можно было бы частично применить к Франции, где процент индивидуалистов очень высок, религия теряет свое значение, а наслаждения плоти ставятся все выше.

Можно ли, действительно, считать сексуальность «ключом к современной цивилизации» [562] ? Думаю, да, и так же обстояло дело с цивилизациями прошлого, хотя сексуальность проявлялась в очень разных формах. Со времен возникновения христианства все, что связано с сексом, тщательно скрывалось от посторонних глаз. Сексуальность необходимо было ввести в рамки, так как ее свободное проявление поставило бы под сомнение основную догму о превосходстве души над телом. Это прекрасно понимали либертены XVII века, а также многие другие, обвинявшиеся в преступлении против божественных нравственных установлений: ведь они думали о наслаждении, а не о спасении души. До недавних времен западная культура постоянно требовала подавлять и умерять плотские аппетиты. «Акт об умственной неполноценности», принятый в Великобритании в 1913 году, предписывает отправлять тысячи забеременевших бедных незамужних девушек, как бездомных, так и просто «безнравственных», в специальные приюты или исправительные дома. Беременность воспринимается как знак умственной неполноценности — только так незамужние девушки могли оказаться в подобной ситуации [563] . Радикальные перемены наступили в Европе в последние десятилетия ХХ века. Теперь сексуальное поведение воспринимается не как огромный континент «нормальности», окруженный островками нарушений, а как архипелаг, составленный из разнообразных форм и вариантов поведения [564] . В начале 2000-х годов в Европе исчезло само понятие «извращения», в то время как в США сексуальные меньшинства, в частности геи, вынуждены были бороться с ожесточенным сопротивлением за право на признание обществом их желаний и особенностей поведения.

Любовь и чувственность занимают существенное место в жизни человеческого общества. Они не только обеспечивают воспроизводство рода, но и способствуют формированию «коммуникационного кода» культуры [565] . С недавнего времени культурный код Запада ориентирован на «сексуальное разнообразие». Этот код по преимуществу обслуживает женщин: они, освободившись от обязательного деторождения, открывают для себя возможность наслаждаться без страха и риска. Эротическое и любовное поведение женщин претерпело больше изменений, чем поведение мужчин, особенно по ту сторону Атлантики, где контраст между двумя поколениями женщин разителен [566] .

Никому не известно, как будет развиваться ситуация. Сексуальное поведение отделяется от «вселенских процессов рождения и смерти» [567] , и по этому поводу можно радоваться или негодовать. В любом случае сексуальность сохранит преимущественное положение в обществе. Рассуждения с точки зрения биологии приобретают все более широкий характер, не ограничиваясь проблемой выживания вида. Гипотеза Десмонда Морриса, предположившего, что оргазм необходим для того, чтобы существование супружеской пары длилось дольше и благодаря этому детям обеспечивалась наилучшая защита, вписывается в тот же контекст. Он делает вывод о «естественном» равенстве полов в сладострастии, разрушенном в процессе урбанизации общества и возрожденном в шестидесятые. При этом он обличает плотский эгоизм, с его точки зрения, лишенный смысла [568] . Но разве в глубине общественных установлений во все времена не воздавалось должное взаимоотношениям полов? Современное общество отказалось от опоры на религиозную мораль, но не отказалось от морали вообще. Появляются новые системы нравственных ценностей, где должное место отводится великой общественной роли единения тел. Некоторые системы предлагают просто рекомендации по выживанию личности в противоречивых условиях той страны, где она живет. Так, например, американский нарциссизм можно считать ответом на тягостную раздвоенность сознания, мятущегося между пуританскими законами и повсеместным их нарушением, причем эта раздвоенность порождает постоянную тревогу и чувство вины. Другие новые нравственные системы предлагают регулировать плотскую любовь, превращая ее в конструктивный элемент самоуважения и взаимоотношений с людьми. Опрос по поводу системы ценностей европейцев, проведенный в 1999 году, дает возможность предположить (или надеяться), что наш континент склонен выбрать именно такую модель сексуального поведения и избежать американской раздвоенности сознания. Потребность укрыться в обновленной семье не будет признаком хрупкости личности. Субъект обменяется любовью и нежностью с близким кругом людей и тем самым компенсирует жестокость и холодность современного мира. Стремление к сексуальному разнообразию не противоречит жизни в семье, потому что семья предстает как бы коконом, созданным вокруг партнеров, объединенных физически и эмоционально. На этот кокон, словно луковые чешуйки, наслаиваются рациональные отношения с друзьями, соседями, родственниками и даже с бывшими любовниками, если есть общие дети.

Разрыв с религией дает современным мужчинам и женщинам возможность самостоятельно решать, как им пользоваться собственным телом. Однако все не так просто, ибо свобода воли ограничена социальными и культурными предписаниями. Они теперь совсем иные, чем раньше, и связаны не с подавлением, а с терпимостью, но все равно определяют поведение личности в обществе. Законы экономического рынка толкают человека к соревнованию, чтобы самореализоваться и получить максимальное удовольствие независимо от возраста. Любовный кодекс, предполагающий равенство партнеров, обязывает не только брать, но и давать и при этом неуклонно стремиться к оргазму. Надо проявить изобретательность, чтобы всегда быть молодым и желанным для партнера: супружеская пара остается основой общества, но ее не скрепляет необходимость совместного зачатия или воспитания детей. Каждый стал требовательнее к партнеру в том, что касается страсти, чувственности и эмоций. Похоже, пришло время любовного меню, когда однажды заключенный контракт постоянно пересматривается, поскольку заключившие его стороны жаждут совершенства и полноты ощущений, этой навязчивой идеи нашей цивилизации. Несомненно, на современной сексуальности лежит лишь слабый налет той сверхзначимости, которой она наделялась, когда с ней связывалось выживание человеческого рода. Современный поиск сладострастия можно было бы окружить аурой ностальгии и разочарования. Но это означало бы, что цивилизация, ориентированная на экономический рост и технический контроль, потерпела крах [569] . Если такое утверждение и может быть принято, то лишь в отношении Соединенных Штатов. По нашу сторону Атлантики тоже отмечается хрупкость личностного самоопределения, особенно у молодых мужчин, растерявших представления о мужественности, свойственные предыдущему поколению. Они сталкиваются с возрастающими требованиями и соперничеством со стороны молодых девушек-ровесниц, но это не приводит к формированию и развитию патологического нарциссизма. Наоборот, близкие отношения вновь ценятся очень высоко, а новый любовный кодекс предполагает, что возможна самореализация через удовлетворение потребностей другого.