Сергей Ильченко - Фейк-контроль, или Новости, которым не надо верить: как нас дурачат СМИ

Данная история вызывает ассоциации с одним из самых известных фейков в истории современного российского телевидения, так называемым «распятым мальчиком». 12 июля 2014 г. в эфире Первого канала вышел сюжет, в котором интервью дала некая Галина Пышняк, представившаяся как беженка из украинского города Славянска. Она рассказала о том, как украинские военные, войдя в город, собрали на главной площади всех местных жителей и якобы устроили публичную казнь жены и маленького сына кого-то из ополченцев. Причем мальчик, по словам героини сюжета, был якобы распят на доске объявлений, а женщину привязали к танку и волочили по улице, пока она не умерла. И все это будто бы происходило на глазах местных жителей. Сюжет получил скандальную известность, информация в сюжете не подтвердилась, и журналистам пришлось признать, что сюжет оказался фейком. В данном случае мы видим, что использование в качестве основы для фейка детской смерти и спекуляция на этой теме с давних времен является работающим способом разжечь жажду мести и конфликт на политической арене.

Другой фейк, нашедший свое продолжение в современной истории, произошел в конце XVIII в. Тринадцать колоний Британской империи взбунтовались, а битва за независимость США была выиграна не только на полях сражений, но и в информационной войне. Пропагандистской кампанией занимался Бенджамин Франклин. Он ударил по слабым местам английской военной политики: британцы активно привлекали на свою сторону индейцев и чернокожих, обещая первым земли, а вторым – свободу. Американцы раздули настоящую истерию, запугав колеблющихся коллег перспективой черных бунтов.

Когда в 1782 г., за год до конца войны, некоторые фракции тринадцати колоний настаивали на примирении с Британией, Франклин запустил «страшилку» об индейцах и об обнаружении множества скальпов женщин и детей в лагерях племени сенека. Затем он написал и отправил в прессу поддельное письмо от имени героя войны на море Джона Пола Джонса, в котором утверждалась необходимость тотальной независимости, поскольку «король нанимает варваров для убийства беззащитных фермеров, женщин и детей» [94].

Мы видим, что в моменты неудач во время военных действий политики стараются сформировать образ врага как безжалостного варвара, который не гнушается самых ужасных поступков.

Тактика запугивания с помощью фейков применялась и во время Боснийского кризиса. Медиа (особенно западные) активно продвигали миф о том, что боснийские сербы исключительно варвары, а боснийцы – герои войны. Убийства сербских мирных жителей усиленно замалчивались, а собственные потери боснийские медиа активно завышали. Доказательством, что их подсчеты были фейком, можно считать тот факт, что во время военных действий (спустя около полугода после начала конфликта) в СМИ публиковалась информация о 120 000 убитых мирных жителей, в то время как после трех с половиной лет войны международные организации сошлись во мнении о потерях 100 000 человек – и сербов, и хорватов, и самих боснийцев.

В современном медийном пространстве все чаще вспыхивают серьезные политические дискуссии, в центре которых оказываются вопросы трактовки известных исторических событий. Как правило, они связаны с ключевыми событиями различных периодов развития человеческой цивилизации. Показательно, что самыми востребованными с точки зрения возрастающего внимания мировых СМИ являются события, связанные так или иначе с историей нашей страны. При этом показательно, что дискуссии разворачиваются, как правило, на международном уровне.

Причины подобного внимания чаще всего носят политический характер. Это заметно из анализа примеров выступлений официальных лиц Польши, сквозной смысл которых сводится к двум позициям. Первая: Советский Союз виновен в развязывании Второй мировой войны. Вторая: Советский Союз, конечно, освободил Польшу в 1944–1945 гг., но освободил для того, чтобы навязать освобожденной стране собственный политический строй и тоталитарную систему государственного управления. Мы не намерены в рамках данной книги полемизировать с подобными антиисторичными заявлениями. Заметим лишь, что полемика ведется со стороны Польши исключительно на эмоционально-публицистическом уровне, без предоставления доказательств и четко зафиксированных документальных свидетельств. Мы имеем абсолютно очевидный пример формирования в медийном пространстве антироссийской исторической системы фейковых «доказательств», на основании которых Польша пытается выстроить целую систему политических претензий к современной России. Игнорировать подобные методы ни в коем случае нельзя, поскольку на основе подобных исторических «перевертышей» формируется в массовом сознании определенный образ России как вечного врага Польши и, следовательно, в настоящий момент продолжателя традиции экспансии на Запад.

В ход идут все сомнительные сюжеты, в том числе Катынская трагедия, в которой до сих пор остается много смутных моментов. Их можно было бы обсудить и обозначить совместными усилиями в случае открытия тех документов, которые хранятся в архивах России, Польши, США, ФРГ. Однако по разным причинам эти тексты до сих пор остаются засекреченными, что, во-первых, порождает возможность манипуляции по поводу исторической трагедии, а во-вторых, позволяет внедрять в информационное пространство те самые фейковые факты, которые вряд ли можно достоверно подтвердить с помощью документов, не вызывающих сомнения в своей аутентичности.

За тем, как формируется подобный механизм фейковизации истории, мы можем наблюдать и в современном медиапространстве, когда интерпретируют события в столице Украины, которые произошли в ноябре 2013 – феврале 2014 г. Так называемый Майдан под номером два сейчас сторонниками украинской власти националистического толка интерпретируется как «революция достоинства». Однако с точки зрения права произошедшие события определяются исключительно как государственный переворот, повлекший за собой существенные изменения в геополитической ситуации. Характерные приметы неадекватной оценки Майдана-2013/2014 можно часто встретить в медиапространстве, особенно в практике западных СМИ. Более того, интерпретация неправовых действий сторонников государственного переворота на Украине не только глубоко пустила корни в массовом сознании граждан этой страны, но и находит отражение в различных культурных проявлениях.

К примеру, документальный фильм Сергея Лозницы «Майдан» (2014), снятый по «горячим следам» тех трагических событий. В нем очевидна тенденция к формированию экранного мифа о мирном характере уличных протестов и о том, что ничего противозаконного в то время в столице Украины не происходило. Хронометраж картины – 128 минут, но только к исходу второго часа возникают кадры с горящими автопокрышками и стычками между силами правопорядка и сторонниками Майдана. Можно вспомнить документальные ленты «Блокада» (2005) и «Государственные похороны» (2019), в которых соответствующим образом подобранные хроникальные эпизоды и кадры, смонтированные в строго определенном порядке, формируют у зрителей соответствующие негативные эмоции. Проще говоря, аутентичный визуальный материал режиссер использует исключительно для формирования негативного отношения к определенным драматическим событиям в истории Советского Союза, а следовательно, и нынешней России. Привычная мотивировка «Я так вижу» в подобных случаях лишь дезавуирует, а не объясняет истинные мотивы подобных образных решений. Еще со времени «Обыкновенного фашизма» Михаила Ромма известно, каким образом документальная хроника может сыграть против самой себя.