Майкл Поллан - Мир иной. Что психоделика может рассказать о сознании, смерти, страстях, депрессии и трансцендентности

Первую часть этого весеннего дня мы провели вне стен, в природной «гостиной», попивая травяной чай и обсуждая заметно приутихшую кампанию по реабилитации психоделиков – тот генеральный стратегический план, в котором Роланд Гриффитс играл главную роль.

– В прицеле камер я чувствую себя неуютно, – начал разговор Джесси, – поэтому, пожалуйста, никаких снимков или видеозаписей.

Джесси – стройный, плотно скроенный мужчина, чья несколько квадратная голова увенчана ежиком коротко стриженных седых волос, а за стеклами квадратных очков без оправы, очень стильных, сверкают живые глаза. Джесси редко улыбается; в нем чувствуется некоторая жесткость, которая у меня обычно ассоциируется с инженерами и людьми технических профессий, хотя иногда он может удивить неожиданным всплеском эмоций, который тут же стремится обуздать.

– Возможно, вы заметили, – откровенно признался Джесси, – что, когда я думаю об этом предмете, мои глаза начинают немного слезиться. Сейчас я объясню почему…

Сам он не только с особым тщанием подбирает слова, но и настаивает на том, чтобы собеседник тоже это делал. Например, когда я бездумно употребил термин «в рекреационных целях», он прервал меня на полуслове и сказал:

– Возможно, нам следует пересмотреть этот термин. Обычно его используют с намерением принизить тот или иной опыт. Но зачем? Слово «рекреационный», если рассматривать его в буквальном значении, подразумевает нечто сугубо нетривиальное. По этому поводу можно еще многое сказать, но давайте отложим эту тему до лучших времен. Пожалуйста, продолжайте.

Мои записи показывают, что Джесси подобным образом прерывал и возобновлял наш разговор шесть раз.

Джесси вырос на окраине Балтимора и после школы поступил в Университет Джонса Хопкинса, где изучал информатику и электротехнику. Когда ему минуло двадцать, он в течение нескольких лет работал в Лабораториях Белла, крупном исследовательском центре в области телекоммуникаций, электронных и компьютерных систем, и еженедельно ездил из Балтимора в Нью-Джерси. В этот период он вышел из-за кулис и впервые заявил о себе, уговорив руководство компании AT&T официально признать первое гомосексуально-лесбийское объединение ее сотрудников. (В настоящее время AT&T насчитывает порядка 300 000 человек.) Затем он же добился от руководства AT&T того, чтобы всю неделю во время проведения празднеств в защиту секс-меньшинств над ее штаб-квартирой развевался радужный флаг и чтобы делегация от компании прошла маршем во время проведения гей-парада. Эти достижения и стали основой политического воспитания Боба Джесси, показав ему ценность тихой и неприметной работы, которая ведется за кулисами, не вызывая большой шумихи и не требуя признания.

В 1990 году Джесси перешел на работу в компанию Oracle (в это время он жил в Сан-Франциско в районе залива), где числился сотрудником под номером 8766 – как видим, далеко не первый, но в то же время один из тех, кому удалось отхватить солидный пай акций компании. И вскоре, как это и следовало ожидать, Oracle выставила свой собственный контингент секс-меньшинств на гей-параде в Сан-Франциско, а после мягкого подталкивания руководства со стороны Джесси Oracle стала одной из первых среди 500 крупнейших компаний, предложивших льготы однополым партнерам из числа своих сотрудников.

Первый интерес к психоделикам проснулся у Джесси на уроках естествознания в средней школы, во время изучения лекарственных растений и препаратов. Психоделики – это особенные вещества, рассказывал учитель (и не покривил душой), вещества, которые не вызывают ни физической, ни психологической зависимости; после этого он перечислил воздействие этих препаратов на человека, включая сдвиг сознания и яркое зрительное восприятие, чем весьма заинтриговал Джесси.

– Я интуитивно почувствовал, что за этим кроется нечто больше того, о чем мне рассказывали, – вспоминает он. – Поэтому я поставил себе мысленную галочку: мол, надо будет вернуться к этому.

Но вернется он к этому много-много позже, когда будет готов к тому, чтобы начать разбираться, что же представляют собой психоделики. Почему? На этот вопрос он сам ответил от третьего лица:

– Замкнутый ребенок, тем более с гомосексуальными наклонностями, как правило, боится, как бы чего не вышло, если он вдруг ослабит свою защиту.

В 20 лет, уже работая в Лабораториях Белла, Джесси сблизился в Балтиморе с компанией молодых людей, решивших, тщательно все обдумав, поэкспериментировать с психоделиками. Кто-нибудь из них всегда оставался «заземленным» на тот случай, если кому-то понадобится помощь или позвонят в дверь, поэтому дозы увеличивались постепенно. Именно во время одного из таких экспериментов (дело было в субботу вечером в какой-то квартире в Балтиморе) Джесси, которому на тот момент было 25 лет и который только что принял большую дозу ЛСД, посетил, по его словам, «полноценный глюк», оказавший преобразующее воздействие на его сознание. Я попросил Джесси описать этот опыт, и он после долгого хмыканья и покашливанья («Надеюсь, вы понимаете, что для меня это очень чувствительный момент…») все же решился рассказать свою историю.

– Я лежал на полу под фикусом и был готов ко всему, – вспоминает он, – потому как знал, что меня ждут сильные впечатления. И вот наступил момент, когда то немногое, что от меня еще оставалось, начало куда-то ускользать. Я потерял ощущение того, что лежу на полу в чьей-то квартире в Балтиморе, и даже не мог сказать, открыты у меня глаза или закрыты. Передо мной открылось – как бы это получше сказать? – некое пространство, но это не было ощущение пространства в нашем обычном понимании этого слова, а чистое осознание некоего мира, лишенного формы и содержания. И в этот мир вошла небесная сущность, ставшая истоком возникновения физического мира. Это было подобно «большому взрыву», но без взрыва и без ослепительного света, это было рождение физической Вселенной. В каком-то смысле это было драматичное событие – может быть, самое важное из всего, что случилось в истории этого мира, – и оно просто взяло и случилось прямо на моих глазах.

Я спросил Джесси, где он все это время находился.

– Я наблюдал за всем этим неизвестно откуда. Я был всюду и конкретно нигде. Я сосуществовал вместе с этим процессом, был его неделимой частью… – В своих воспоминаниях он словно отдалялся от меня, слова становились все более редкими, и я ему указал на это. Последовала долгая пауза. – Я медлю, потому что колеблюсь в выборе слов, потому что слова неуклюжи и мало отвечают тому, что я силюсь передать. Они кажутся мне слишком ограниченными.

Да, пожалуй, невыразимость является отличительной чертой мистического опыта.