Марк Фишер - Призраки моей жизни. Тексты о депрессии, хонтологии и утраченном будущем

В постмодернистской культуре подавляется не темная, а светлая сторона. С демонами нам гораздо комфортнее, чем с ангелами. Все демоническое кажется крутым и сексуальным, ангельское же – сентиментальным и стыдным. (Невыносимо слащавое и напыщенное «Небо над Берлином» Вима Вендерса – это, пожалуй, самая выдающаяся провальная попытка изобразить ангельскую сущность в наши дни.) Тем не менее, как Рудольф Отто доказывает в своей книге «Священное», встречи с ангелами выбивают из колеи, травмируют и потрясают так же, как и встречи с демонами. В конце концов, что в нашей жизни, полной стресса, разочарований и перевозбуждения, может быть более ошеломительным, чужеродным и непостижимым, чем ощущение спокойной радости ? Сам будучи консервативным христианином, Отто утверждал, что любой религиозный опыт уходит корнями в то, что изначально ошибочно воспринимается как «демонический ужас»; схожим образом он и встречи с призраками считал искаженной версией того, что христианин воспринял бы как религиозное переживание. Но в своем тексте Отто пытался вписать абстрактные и травмирующие встречи с «ангелами» и «демонами» в определенную понятийную канву.

Религиозный опыт Отто называет «нуминозным». Но, может быть, нам удастся вычленить нуминозное из религиозного. Отто описывает много вариантов нуминозного; самым привычным для нас сейчас можно назвать «вспышки и порывы», приводящие к «странному волнению, упоению, восторгу и экстазу» 122. Но куда более необычен для перевозбужденной современности модус нуминозного, который «пронизывает душу мягким потоком в форме успокаивающе парящей погруженности в молитву» 123. Инструментальная музыка Фокса – и на «Tiny Colour Movies», и на всех трех дисках «Cathedral Ocean», и на совместных с Харольдом Баддом пластинках «Transluscence» и «Drift Music» – успешно воспроизводит это чувство чужеродной безмятежности. В частности, слушая альбом «Transluscence», где прозрачные фортепианные аккорды Бадда как бы клубятся пылью в солнечных лучах, ты прямо чувствуешь, как твоя нервная система замедляется до поистине змеиного спокойствия. Это не внутренний, а внешний покой; не дешевое обнаружение реального «я» по заветам нью-эйджа, а абсолютное отчуждение, при котором «холодная, как вечность, пастораль» 124, замирающая на холсте, ощущается как освобождение от идентичности.

Введенное Дунсом Скотом понятие «этости/этовости» (лат. haecceitas ) – то, что есть «здесь и сейчас», – кажется тут особенно уместным. Делёз и Гваттари воспользовались им в книге «Тысяча плато» для обозначения обезличенного модуса индивидуации, при котором все – дуновение ветра, яркость света – имеет значение. Снятое определенным образом кино – вспомните, в частности, мучительную неподвижность у Кубрика и Тарковского, – кажется, способно донести до нас этовость; равно как и съемка на полароид: запечатление этовости, которая сама по себе является этовостью.

Безличная меланхолия альбома «Tiny Colour Movies» сродни непонятному пронзительному чувству, которое возникает при просмотре сайтов вроде Found Photos. Именно отсутствие контекста вокруг этих фотографий, факт несоответствия того, насколько важно изображенным на снимках людям все там происходящее и насколько оно незначительно для нас, – именно это порождает при просмотре эмоцию, которая незаметно может захлестнуть с головой. Фокс писал об этом эффекте в своем задевающем за живое рассказе «The Quiet Man». Одинокий силуэт в обезлюдевшем Лондоне смотрит видеозаписи людей, которых никогда не знал. «Его завораживали мельчайшие личные детали на этих видеозаписях, рваные движения машущих рукой силуэтов на берегу моря или в саду, на свадьбах, или днях рождения, или крещениях; хроники жизни целых семей и их домашних питомцев – как они росли и менялись сквозь года».

«Здесь вы видите старый солнечный свет из других времен и чужих жизней», – пишет Фокс в красочных аннотациях к «Tiny Colour Movies». Перебирая семейные фото чужих людей , просматривая сцены, значимые и эмоционально насыщенные для них, но не значащие ничего для вас, вы неизбежно обращаетесь мыслями к минутам острейших переживаний из вашей собственной жизни и дистанцируетесь от них на расстояние бесстрастного и одновременно глубоко чувствительного восприятия. Вот почему та (прекрасно, мучительно) затянутая сцена в «Сталкере» Тарковского, когда камера медленно проплывает над знаковыми, некогда полными смысла предметами, которые ныне просто плавают в воде, – это наиболее трогательная для меня сцена во всем кинематографе. Мы будто смотрим на насущные проблемы собственной жизни глазами бога-инопланетянина. Отто утверждает, что чувство нуминозного связано с ощущением нашей собственной фундаментальной никчемности, которое осознается «с пронизывающей остротой и строжайшим самоумалением» 125. Но в противовес современной эго-психологии, которая понуждает нас делать упор на свое «я» (чтобы успешнее «продавать себя»), осознание собственной ничтожности есть, разумеется, необходимое условие для ощущения благодати. Этой благодати присуще меланхоличное измерение именно потому, что она подразумевает радикальное дистанцирование от вещей обычно для нас наиболее важных.

Он стоял в лучах мягкого солнечного света, рассеянного занавесками; скованный на мгновение неподвижностью комнаты, он смотрел, как в прогалинах света клубится золотистая пыль и оседает на коврах и мебели, и чувствовал странную близость к исчезнувшей женщине. Стоять там и прикасаться к ее вещам в тесном пространстве комнаты было все равно что просматривать ее жизнь; там было все, кроме ее физической оболочки, и в каком-то смысле для него это была самая незначительная ее часть.

Тоска и отчаянное стремление – повторяющиеся мотивы в работах Фокса. «Blurred Girl» с альбома «Metamatic» (где влюбленные «стоят так близко, но не прикасаются» 126) – это практически идеальная лакановская песня о любви: к объекту желания можно приблизиться, но невозможно его достичь, а удовольствие заключается именно в этой отсрочке, застопоренности и кружении вокруг объекта, а не в обладании им («Мы всё еще бежим? Или стоим на месте?» 127). В альбоме «Tiny Colour Movies», как и в «Cathedral Oceans» и в совместных релизах с Баддом, нет слов, и такая атмосфера приятной меланхолии создается благодаря самим мелодиям, чья недвижность и равномерность нарушаются лишь минимально.

Я вижу, как проглядывают крохотные грани времени. Ничто не существует само по себе. В какой-то момент все сливается с чем-то другим. Трудность в том, чтобы найти точки слияния. Они медленно движутся. Дрейфуют. Найти их можно только случайно. Если нарочно задашься целью – ничего не выйдет.

Только перебирая свои воспоминания, можно обнаружить, что видел мельком нечто подобное. Когда с кем-то говорил или думал о чем-то другом. Когда не обращал внимания. Лишь намек, проблеск, тень.