Марк Фишер - Призраки моей жизни. Тексты о депрессии, хонтологии и утраченном будущем

Рихтер так искусно стирает образ автора из своих треков, будто бы ему удалось прокрасться в комнату, где предметы играли музыку сами для себя, и записать это. На первом треке альбома, «Jonathan», фоновое потрескивание, полевая запись моросящего дождя и перебивки белым шумом подготовляют почву для меланхоличного пианино. Где-то вдалеке слышны детские голоса, и такое чувство, что нас ведут из мира людей в таинственный мир предметов-среди-предметов – мир, соседствующий с нашим, но совершенно нам незнакомый. Рихтер словно бы настроился на волну скрытых от нас радостей и печалей предметов в пустых комнатах и теперь слышит эти самые «песни». Не случайно мотив оживающих предметов так популярен в анимации (ведь, как следует из названия, что такое анимация, если не разновидность этого самого процесса?); большинство треков с «Alphabet 1968» могли бы использоваться в мультфильмах – в качестве «песен», которые предметы поют, приходя в движение или снова замирая.

На самом деле, «Alphabet 1968» создает устойчивое впечатление, что все сходит на нет. Рихтер создал зачарованный звуковой мир, но не исключил из него энтропию. Постоянно кажется, что магия вот-вот иссякнет и что зачарованные предметы в любой момент могут вернуться в состояние неподвижности, – тем проникновеннее от этого становятся треки. Тяжеловесный, закольцованный контрабас на треке «Rauschen» механико-меланхоличен, будто фонограф, у которого кончается завод, – или, может, как одно из творений Себастьяна с иссякающим зарядом аккумулятора. Реверберированная музыка ветра на треке «Trapez» звенит как легкий нарнийский снегопад. Как часто бывает на этом альбоме, данный трек наводит на мысли о музыкальной шкатулке с истекающим заводом; его можно сравнить с альбомом Colleen 2006 года «Boîtes à Musique» (фр. «Музыкальная шкатулка» ) – только вот Colleen ограничилась использованием настоящих музыкальных шкатулок, а Рихтер закольцовывает и располагает свой звуковой материал таким образом, что он имитирует механизм шкатулки. Но шкатулка у него жутковатая, играющая в неровном ритме. На треке «Amateur» – где из‐за звуков, имитирующих дыхание, кажется, что дышат сами стены, – фортепианная петля будто бы искривлена.

Энтропия повсюду в работах Position Normal – группы, которую Саймон Рейнольдс однажды назвал «крестными отцами хонтологии». Но это очень английский сорт энтропии. В музыке Position Normal Лондон словно бы сдался наконец на милость энтропии, которая угрожала поглотить его в книгах Майкла Муркока о Джерри Корнелиусе. Но в царящей здесь глубокой сонной усталости есть нечто привлекательное: энтропия не пугает, а, скорее, манит своим дурманом, дает возможность распрямиться, расслабиться, развернуться. Ты постепенно забываешь обо всех делах, пока музыка баюкает твой мозг и увлекает его в теплый воскресный вечер, который звучит, кажется, во всех треках Position Normal. Прелесть этого вялотекущего Лондона несет на себе отпечаток определенного направления рок-музыки 60‐х: прогретого солнцем транса из «Sunny Afternoon» The Kinks, «Lazy Sunday Afternoon» The Small Faces, «Tomorrow Never Knows» и «I’m Only Sleeping» The Beatles. Однако этот конкретный подвид английской истомы родился не в кислотных и травяных грезах отдыхающих рокеров. Вы можете заглянуть еще дальше в прошлое и найти некоторые прообразы в «Больших надеждах» (безветренная, застойная недвижность Статис-Хауса) или в «Алисе в Стране чудес» (особенно удачно кальянный морок и состояние фуги переданы в телеверсии Джонатана Миллера 1986 года для BBC).

Лондон в треках Position Normal бесконечно далек от корпоративного лоска и суеты бизнес-кварталов или от парадного Лондона для туристов. Проводником по этому городу анахронизмов мог бы служить Джеймс Мэйсон из документального фильма «Никому не известный Лондон» («The London That Nobody Knows»), снятого Норманом Коэном по книге Джеффри Флетчера. Это город-палимпсест, в котором временны́е пласты наслаиваются друг на друга. Порой, идя по незнакомой улице, можно наткнуться на его проявления. Уличные рынки, которые вы считали давно закрытыми, магазинчики, которые просто не могли (как вы думали) дожить до XXI века, убеленные сединами голоса будто прямиком из викторианского мюзик-холла…

Треки Position Normal – дадаистские даб-каракули, обезоруживающие своей кажущейся несерьезностью. Они похожи на скиты 114или зарисовки; не желают звучать так, будто принимают себя слишком уж всерьез, и в то же время в них совершенно не чувствуется понимающей ухмылки знатока. Структура этой музыки сродни какому-то сну: идеи вплывают в нее, но смолкают, так и не оформившись до конца. Это может расстраивать, по крайней мере поначалу, но общий эффект выходит кумулятивным и чарующим. Любой альбом Position Normal чем-то напоминает английскую версию мультфильма «Фантазия», откопанную на полке комиссионного магазина, – там обломки Англии XX века начинают петь. По большей части приходится гадать, откуда взялись все эти забавные голоса на треках. Кто в этой задорной пестрой толпе? Ведущие детских радиопередач, комики, характерные актеры, артисты из телевизора, дикторы новостей, джаз-трубачи (на которых хотелось выключить звук), старьевщики, уличные торговцы, аферисты, зеваки, позабытые актеры, владельцы кофеен?.. И откуда они взялись: с грампластинок, неподписанных пленок, саундтреков к фильмам? Треки и альбомы перетекают один в другой – как слабеющие воспоминания.

Оказывается, проблемы с памятью лежат у истоков музыки Position Normal. В интервью с Хоакимом Норлингом для журнала Friendly Noise участник Position Normal Крис Бэйлифф рассказал, что группа нашла свое звучание в связи с болезнью Альцгеймера, настигшей его отца. «Мой отец лег в больницу, и ему пришлось продать дом, поэтому я съезжал и в процессе переезда нашел кучу старых пластинок отца, а также тех, что он покупал для меня. Колыбельные, документалки, джаз. Я не хотел их выбрасывать, так что забрал всё с собой. Я начал все их слушать и записывать на пленку свои любимые куски – вышли безумно разношерстные микстейпы. Потом я их резал до тех пор, пока не получилось то, что называют сэмплами». Такое впечатление, что Бэйлифф одновременно пытался и симулировать Альцгеймер, и противодействовать ему.

Position Normal самое место в досточтимой традиции английского абсурда. (Еще одна параллель со Small Faces: комик Стэнли Анвин читал свою фирменную тарабарщину именно на альбоме «Ogden’s Nut Gone Flake», куда входит и песня «Lazy Sunday Afternoon».)

То же ощущение лирической деменции присутствует на альбоме 2006 года «Dead Air» («Мертвый воздух») группы Mordant Music. Участники группы открыто называют распад и разжижение активными компонентами творческого процесса, а на альбоме «Dead Air» движущей силой и вовсе будто бы выступает плесень c поверхности виниловых архивов. Альбом звучит как электро/рейв-версия пластинки «The Disintegration Loops», только вот на этот раз распаду подлежит определенный период в истории британского телевещания. Альбом строится вокруг концепции давно закрытой телевизионной студии, и ключ к его пугающему очарованию – это присутствие на записи голоса бывшего диктора Thames TV Филипа Элсмора. Элсмор ненормально спокойным тоном произносит бессмыслицу Бэрона Морданта (которая наиболее наглядно проявляется в проекте eMMplekz – коллаборации Морданта с Ekoplekz). Включить «Dead Air» – все равно что угодить лет на двести вперед, в заброшенный музей будущего, где беспрерывно играют старые рейв-пластинки, с каждым новым кругом изнашиваясь и разрушаясь все больше. Или все равно что застрять в глубоком космосе и ловить слабые радиосигналы с бесконечно далекой Земли, куда тебе уже никогда не вернуться. Или как если бы память была телевизионной студией из сна, где любимые дикторы прошлого, то стихая, то возвращаясь в зону слышимости, приятным голосом озвучивали ваши кошмары.