Марк Фишер - Призраки моей жизни. Тексты о депрессии, хонтологии и утраченном будущем

Но бывают моменты, когда ты просто стоишь и наблюдаешь со стороны из точки, где ты все осознаешь и один миг вокруг тебя будто тянется бесконечно. Это чем-то сродни стоянию в тихом месте и наблюдению за потоками людей, пытаясь найти закономерности в их движении – и даже в своей собственной жизни. Этот опыт может оказать колоссальный эффект.

Неподвижность и способность сохранять тихое достоинство перед лицом непреодолимых обстоятельств может производить очень мощное впечатление.

Порой истории, рассказанные без эмоций и драмы, впечатляют и трогают куда сильнее. Так пишет Исигуро. «Остаток дня» или «Не отпускай меня» – хорошие примеры такого стиля письма, где важнейшие вещи остаются невысказанными. Тем же проникнут «Леопард» Джузеппе Лампедузы – он строится на вариации подобного стиля письма.

Все это также перекликается со схемой, к которой каждый по-своему прибегали Чарли Чаплин, Бастер Китон и Кэри Грант: архетипический персонаж пытается сохранить достоинство перед лицом мирового хаоса и в то же время не теряет надежды встретить любовь.

Что до Балларда и Берроуза, то у них мы видим какую-то облагороженную, среднеклассовую интерпретацию похожей позиции: отстраненное наблюдение за суматохой во всевозможных ее проявлениях.

ЕЩЕ ОДИН СЕРЫЙ МИР: DARKSTAR, ДЖЕЙМС БЛЕЙК, КАНЬЕ УЭСТ, ДРЕЙК И «ХОНТОЛОГИЯ ВЕЧЕРИНКИ»

«По саунду это очень ровно звучащий синти-поп, органический и зернистый. Такой эффект мы называем „swell“ – когда минимализм первых нот постепенно разрастается до сложной гармонии синтезаторов, прежде чем мелодия продолжится. Мне показалось неправильным снова воспроизводить тот же флуоресцентный звук лейбла Hyperdub, что и пару лет назад. Конечно, я люблю те песни, но они писались давно, будто бы в прошлой жизни». Увидев этот комментарий Джеймса Янга из Darkstar в интервью Дэну Хэнкоксу, я почувствовал, что справедливость восторжествовала. Когда я впервые услышал альбом 2010 года «North» («Север»), о котором говорит Янг, то мне на ум пришла фраза «Еще один серый мир». Пейзаж альбома «North» виделся мне зеленым, в духе Макса Эрнста, лесом с пластинки Ино «Another Green World» («Еще один зеленый мир»), который осыпался пеплом.

…а впереди нас – зима

Мир человека в депрессии – черно-белый (достаточно вспомнить хотя бы обложки альбомов Joy Division «Unknown Pleasures» и «Closer»), но «North» не достиг (еще) той точки, где мир был бы полностью засыпан снегом. Север – это направление, в котором движется альбом, а не уже достигнутый пункт назначения. Пейзаж здесь скорее бесцветный, нежели черный, а в настроении сквозит нерешительность: цвет серый, как нечто неопределенное, неразрешенное, ни то ни се. Этот альбом определяет его негативная способность к постоянному сомнению, его тревога и неудовлетворенность чем-то, чему нет названия. Он серый, как песня The Cure «All Cats Are Grey» («Все кошки серы») с альбома «Faith» – пластинки, стоявшей посередине между паучьей психоделией «Seventeen Seconds» и мрачной монотонностью «Pornography». Все же «North» звучит слишком дергано, чтобы сравнивать его с обледенелым фатализмом «Faith», но что роднит его с великими альбомами The Cure, так это тотальная погруженность в определенное настроение. «North» – результат метода погружения: Янг рассказал Дэну Хэнкоксу, что, работая над альбомом, группа одержимо слушала Radiohead, Burial, The Human League и первый альбом Orchestral Manoeuvres in the Dark. Прослушивание итоговой пластинки требует такого же вовлечения в процесс – возможно, поэтому некоторые нашли ее неинтересной. При беглом прослушивании «неразрешенность» этих треков может показаться простой «недожатостью». Вокал Джеймса Баттери может показаться вялым и безжизненным. Кроме того, многих разочаровало, что Darkstar не выпустили альбом в стиле «robotic 2-step», изобретенном ими на треке «Aidy’s Girl is a Computer». На самом деле они в этом стиле альбом сделали, но отбросили идею, посчитав такой релиз недостаточно амбициозным. (Этот полностью готовый альбом, так и не увидевший свет, – одна из нескольких параллелей Darkstar с Burial.) Не считая «Aidy’s Girl is a Computer», услышь вы «North», не зная историю, – не усмотрели бы в нем какой-либо связи с дабстепом. В то же время «North» – это не четкое возвращение к предтанцевальному саунду. В большей степени это продолжение некой разновидности электропопа, которая преждевременно оборвалась в середине 80‐х: как если бы New Order в свое время не покинули красивый кибернетический мавзолей, возведенный для них Мартином Хэннетом на альбоме «Movement».

Но, разумеется, невозможно просто продолжать двигаться по этой траектории, будто ничего не случилось. Darkstar признают настоящее только через отрицание. Настоящее затрагивает их музыку, пожалуй, в единственной возможной форме: в качестве неудавшегося будущего, расстройства времени, которое искажает голос заиканием и присвистом, разбивает его на странные скользкие осколки. Одно из отличий Darkstar от их синти-поп-предшественников состоит в том, что синтезатор больше не отсылает к будущему. Но нельзя сказать, что Darkstar отступают от некоего яркого образа грядущего, – потому что им не от чего отступать. Это становится очевидно, если сравнить кавер Darkstar на песню «Gold» группы The Human League с оригиналом. Дело не в том, что какая-то из версий более футуристична, чем другая; дело в том, что ни одна из них не футуристична. Трек The Human League – очевидная замена футуризма, тогда как трек Darkstar, кажется, существует после будущего.

Именно это ощущение переходного периода и делает альбом «North» таким своевременным и вневременным. Если Burial обращался к скрытой печали на изнанке всеобщего оживления, то Darkstar отображают дурное предчувствие, нависающее надо всем после экономического кризиса 2008 года. «North» однозначно изобилует намеками на утраченные близкие отношения: этот альбом можно трактовать как иноскозательную историю любви с несчастливым концом.

Делиться – не для нас…

Между нами разорвана связь…

Но то, что фокус здесь на влюбленной паре, а не на толпе рейверов, – уже само по себе симптом поворота внимания внутрь. Когда мы с Саймоном Рейнольдсом обсуждали «North» – вскоре после выхода альбома, – Рейнольдс утверждал, что нельзя называть рейв безэмоциональной музыкой. Рейв пропитан чувством, но чувство это не связано с романтикой или интроспекцией. Таким образом, этап интроспекции в (пост)танцевальной музыке XXI века не привнес в нее эмоциональность, а сместил фокус с коллективно переживаемых эмоций в сторону личных. Этот поворот вовнутрь изначально и неизбежно содержал в себе печаль, независимо от того, задумывалась музыка грустной или же нет. Переплетение романтики и интроспекции, любви и сопутствующих ей разочарований прослеживается во всей поп-музыке XX века. В противоположность этому танцевальная музыка со времен диско демонстрировала иную эмоциональную палитру, опиравшуюся на другой способ побега от невзгод собственного «я».