Брене Браун - Вопреки. Как оставаться собой, когда всё против тебя [litres]

Перед Днем благодарения ходила такая шутка: подавайте к индейке пластиковые приборы, чтобы обойтись без человеческих жертв. Я вспоминаю роман Вероники Рот «Дивергент», в котором люди присоединялись к определенной фракции, исходя из особенностей характера. Лозунг был такой: «Фракции превыше крови. В первую очередь мы члены фракции, во вторую мы члены семьи». Звучит пугающе. Но что еще страшнее, мы в реальности приближаемся к тому, что у Вероники было гротескной утопией.

Теневая сторона сортировки – в отдалении от людей, которых мы хорошо знаем. Общаясь только с идеологически верными незнакомцами, которым мы не очень доверяем и кого мы точно не любим, которые вряд ли отвезут нас на химиотерапию или принесут ужин, когда заболеют дети, мы теряем другие прочные связи. Семья – это люди, с которыми каждый из нас много раз попробует договориться, прежде чем примет решение вычеркнуть их из своей жизни. Политические и общественные волнения последних лет высветили значительные разногласия в ценностях, на которые мы опираемся, и все равно мы изо всех сил пытаемся найти компромисс с близкими. Мы разрываем связь с ними только после нескольких совершенно провалившихся попыток затевать в семье сложные и уязвимые разговоры, выстраивать границы и выслушивать истории об опыте, которого мы не пережили на собственной шкуре.

Я двадцать лет преподаю в Хьюстонском университете (чем очень горжусь). Это самое расово и этнически разнообразное научно-образовательное учреждение в Соединенных Штатах. Несколько семестров назад я задала вопрос шестидесяти выпускникам – группе, представляющей собой удивительное разнообразие рас и культур, сексуальной ориентации и идентичности. Я спросила, совпадают ли их политические и социально-культурные убеждения со взглядами их дедушек и бабушек. Примерно 15 % ответили: совпадают или почти совпадают, 85 % назвали широкий спектр ощущений от мягкой неловкости до острого стыда, когда доходит дело до обсуждений политических пристрастий родственников. Один студент-афроамериканец рассказал, как сходился во взглядах с бабушкой и дедушкой практически во всем, кроме самого важного. Он не мог рассказать дедушке о своей ориентации несмотря на то, что вся остальная семья знала, что он гей. Его дедушка вышел на пенсию после того, как всю жизнь служил священником, поэтому разговаривать о гомосексуальности с ним не получалось. Он и слушать не хотел о жизненном опыте внука, отличавшемся от того, во что верил он сам. Белая студентка рассказала о привычке отца обращаться к официантам в мексиканских ресторанах фразой «Ола, Панчо!». У нее был бойфренд-латиноамериканец, и она считала обращение отца унизительным.

Но когда я спросила, готовы ли выпускники разорвать отношения с семьей ради своих убеждений, все ответили отрицательно. Разумеется, мир гораздо сложнее.

Можно было бы предположить, что сортировка по идеологическим и политическим вопросам приведет к тому, что мы станем чаще общаться. Но привела ли на самом деле изоляция от людей с другими мнениями к тому, что мы будем окружены друзьями и людьми, с которыми мы чувствуем глубокую связь? Разве не должен был вопрос «с нами или против нас» приводить к более тесным и близким связям? Ответ – громкое и неожиданное «нет».

Как и сортировка, одиночество бьет рекорды .

Бишоп сообщает, что в 1976 году менее 25 % американцев жили в городах и селениях, где в результате президентских выборов побеждал кто-то один со значительным перевесом. Другими словами, мы жили бок о бок с людьми других убеждений. Мы ходили с ними в школу и церковь по воскресеньям. Наши идеологические соображения были географически равномерно распределены. Сравните с 2016 годом: 80 % регионов страны отдали большинство голосов либо Дональду Трампу, либо Хиллари Клинтон. Многие из нас теперь живут в окружении людей со схожими политическими и социальными взглядами.

А вот что параллельно происходит с одиночеством. В 1980 году примерно 20 % американцев чувствовали себя одинокими. Сейчас эти цифры выросли более чем вдвое. Проблема касается не только нашей страны – процент людей, ощущающих себя болезненно одинокими, растет по всему миру.

Очевидно, отбор единомышленников в соседи и сознательное бегство от людей с другими убеждениями не приносит глубокого чувства причастности, к которому мы неумолимо стремимся. Давайте разберемся, что значит чувствовать себя одиноким и как эпидемия одиночества влияет на наши отношения.

Создатель социальной нейронауки Джон Качиоппо из Чикагского университета исследует одиночество более двадцати лет. Он описывает чувство одиночества как «ощущаемую социальную изоляцию» [14] John T. Cacioppo and William Patrick, Loneliness: Human Nature and the Need for Social Connection (New York: Norton, 2008). . Мы чувствуем себя всеми покинутыми, когда не включены в ценную для нас группу, когда нам не хватает настоящей причастности. По сути, одиночество – это отсутствие значимых социальных взаимодействий: дружеских, семейных, интимных, даже рабочих или волонтерских. Важно отметить, что быть одному и страдать от одиночества – не одно и то же. Добровольное уединение помогает и придает сил. Я интроверт и люблю побыть одна, а рядом с людьми на меня вполне может накатить одиночество. Мы с мужем и детьми называем это тоскливое чувство одиноким настроением . Сколько раз я звонила Стиву из поездок пожаловаться, что меня опять накрыло одинокое настроение! Иногда помогает поболтать с ним или с детьми. А бывает, что работает такой совет мужа: «Может, тебе стоит пойти в номер отеля и немного побыть наедине с собой?» Такое уединение излечивает – и нет ничего страшнее одиночества в компании неприятных людей.

Одинокое настроение может появиться где угодно. Эллен или Чарли могут сказать: «Мне не нравится этот ресторан. В нем какое-то одинокое настроение » или «Можно, моя подруга останется переночевать? Она сидит дома в одиноком настроении ».

Как-то раз мы вчетвером устроили семейный совет и попробовали разобраться, когда именно наступает одинокое настроение. Мы пришли к тому, что чаще всего оно появляется в местах, где нет ощущения настоящей соединенности с другими, где происходят встречи, которым недостает глубины и близости. В местах, пропитанных ощущением одиночества, невозможно представить разговор по душам с важными и дорогими людьми.

Я вижу подтверждение так называемой теории появления одинокого настроения как в своих исследованиях, так и в работах Качиоппо. Но только глубоко погрузившись в его материалы, я всерьез поняла, насколько важную роль в нашей жизни играет одиночество. Качиоппо пишет, что человек – это социальный вид. Мы получаем энергию не из закаленного индивидуализма, а из работы в группе: планирования, коммуникации, доведения важных дел до желаемого результата. Наше нейронное, гормональное и генетическое устройство поддерживает взаимозависимость, а не независимость.