Крис Восс - Договориться не проблема. Как добиваться своего без конфликтов и ненужных уступок [litres]

Позже я объясню это подробнее, а пока позвольте мне сказать, что на самом деле это так же просто, как исключить враждебность из утверждения «Вы не можете уйти» – и превратить это утверждение в вопрос.

«Чего вы надеетесь добиться своим уходом?»

Как только я прибыл в Манилу для участия в освобождении Бернхэм и Соберо, меня отправили в район Минданао, где филиппинские военные пулями и ракетами обстреливали больничный комплекс, в котором отсиживались Абу Сайяф и заложники.

Специалисту по ведению переговоров там было не место, потому что вести диалог в разгар перестрелки невозможно. Затем все стало еще хуже: на следующее утро я узнал, что ночью похитители сбежали вместе с заложниками.

Этот побег был первым признаком того, что операция будет хуже крушения поезда и что на филиппинских военных надежды было мало.

В ходе обсуждения, последовавшего за этим эпизодом, было выявлено, что после прекращения огня один из военных принес чемодан от негодяев, засевших в больнице, и вскоре после этого всех солдат, охранявших задний периметр больницы, позвали на «совещание». По странному совпадению или случайно, но злоумышленники выбрали для побега именно этот момент.

Две недели спустя, в День независимости Филиппин, обстановка действительно взорвалась, когда Абу Сабайя заявил, что собирается обезглавить «одного из белых», если к полудню правительство не отменит облаву. Мы поняли, что речь идет об одном из американцев, и предполагали, что это будет Гильермо Соберо.

В то время у нас не было прямого контакта с похитителями, потому что наши партнеры из филиппинской армии, которых нам назначили в качестве посредников, всегда «забывали» удостовериться в том, что мы присутствуем во время их телефонных разговоров с похитителями (и точно так же «забывали» записать их). Все, что мы могли сделать, – отправить SMS-сообщение с предложением назначить время для переговоров.

Закончилось все тем, что в тот день, когда истекал срок переговоров по обмену заложников, Сабайя и член президентского кабинета выступили по радио в ток-шоу, и правительство уступило требованию Сабайи назначить малазийского сенатора в качестве переговорщика. В обмен на это Сабайя согласился не убивать заложника.

Но было уже слишком поздно исправлять ту атмосферу конфронтации, недоверия и лжи. В тот день заложники слышали, как Сабайя кричал по телефону: «Но это было частью соглашения! Это было частью соглашения!» Вскоре после этого Абу Сайяф обезглавил Гильермо Соберо, и его банда на всякий случай захватила еще 15 заложников.

В отсутствие важных мобильных частей недалеко от зоны, находившейся под контролем США, и при полной незаинтересованности со стороны США в дальнейших переговорах, несмотря на убийство Соберо, я направился обратно в Вашингтон. Похоже, мы мало что могли сделать.

Затем наступило 11 сентября, которое изменило все.

Небольшая группировка террористов под руководством Абу Сайяфа сразу же примкнула к «Аль-Каиде». После этого в лагерь Абу Сайяфа приехал репортер филиппинского телевидения по имени Арлин дела Крус и записал на видео, как Сабайя издевался над американскими миссионерами Мартином и Грасией Бернхэм, которые были настолько истощены, что выглядели как узники фашистского концлагеря. Видео попало в американские СМИ и произвело эффект разорвавшейся бомбы. Этот случай сразу же стал основным приоритетом для правительства США.

ФБР отправило меня обратно. Теперь меня послали, чтобы убедиться в том, что сделка заключена. Ею заинтересовались высокопоставленные лица. Некоторые из моих собеседников сообщали, что директор ФБР Роберт Мюллер каждое утро лично докладывал президенту Джорджу Бушу о том, как идут переговоры. Когда директор Мюллер появился в посольстве США в Маниле и меня познакомили с ним, по его лицу было видно, что он узнал меня. Это был миг триумфа.

Но никакая поддержка в мире не будет работать, если команда вашего противника ни на что не годится. Если ваши усилия в ходе переговоров не достигают вашего противника и его команды, то вам остается вести сделку, основанную на надежде, а надежда – это не стратегия.

Тогда я не смог в полной мере оценить то, что похитители сами решили заменить переговорщиков. Сабайю заменили.

Мой босс Гэри Носнер во время предыдущего похищения указал мне, что замена переговорщиков другой стороной почти всегда сигнализирует о том, что они решили занять более жесткую позицию. В тот момент я еще не понял, что Сабайя собирался играть роль помехи в случае, если им пренебрегут.

Теперь перед нами стояла новая цель – выкуп четы Бернхэм. Хотя США официально не платят выкупы, был найден спонсор, который был готов дать 300 000 долларов. Новый переговорщик Абу Сайяфа согласился на их освобождение.

Но выплата выкупа обернулась катастрофой. Похитители решили, что они не освободят Бернхэмов, – вернее, Сабайя, который отвечал за охрану заложников, отказался отпускать их. Он разорвал свою собственную сделку – о которой мы не знали, – и переговоры сорвались. Новый переговорщик, расстроенный, в скверном настроении, прикрывался словами о том, что до суммы выкупа не хватает 600 долларов. Мы были озадачены: «600 долларов? Вы не смогли освободить заложников из-за 600 долларов?» Мы попытались возразить, что, если деньги пропали, наверное, их украл курьер. Но теперь у нас не было динамики доверия и сотрудничества, на которые мы могли бы опереться. Пропали 300 000 долларов, и все что нам осталось – это изредка отвечать на текстовые сообщения.

Развязка этой катастрофы произошла примерно через два месяца, в ходе неудачного «спасения». Команда филиппинских скаутов-рейнджеров наткнулась в лесу на лагерь Абу Сайяфа – во всяком случае, они сказали именно так. Позже мы узнали, что ЦРУ предупредило их о местонахождении лагеря. Нам же о местонахождении лагеря ЦРУ не сообщило, потому что… потому что… почему? Вот этого я никогда не пойму.

Скауты-рейнджеры выстроились в стрелковую цепь за деревьями выше лагеря и стали палить без разбора. Грасия и Мартин спали в своих гамаках, когда начался обстрел. Они выпрыгнули из гамаков и покатились по склону холма, чтобы укрыться от огня. Но в их сторону полетело множество пуль, выпущенных спасителями, Грасию обожгла дикая боль в правом бедре. Затем она почувствовала, что Мартин обмяк.

Через несколько минут после того, как последние мятежники скрылись, военные из отряда филиппинской армии попытались убедить Грасию, что ее муж жив, но она покачала головой. После года, проведенного в плену, у нее больше не было иллюзий. Грасия знала, что ее муж мертв, и была права: три пули «друзей» попали ему в грудь.