Малкольм Гладуэлл - Разговор с незнакомцем [litres]

Правда, после той встречи Кэрли и Шульц решили проконсультироваться с юристом. Вот как рассказывал о беседе с Гэри Шульцем Уэнделл Кортни, юрисконсульт Пенсильванского университета.

Кортни:Затем я спросил, как ему кажется, присутствовала ли в этом баловстве Джерри с малолетним какая-либо чувственная составляющая. И господин Шульц дал мне понять, что это ему неизвестно… В целом у меня сложилось, по крайней мере из его описания, представление, что ничего особенного там не произошло: душ был включен, кругом вода, а в этих душевых, как вы знаете, всегда скользко…

Прокурор:Вы уверены, что Шульц не упоминал звук шлепков по телу или иные детали, указывающие на взаимодействие сексуального характера?

Кортни:Да, уверен. Я хорошо помню, что ни о чем подобном даже и речи не шло.

Кортни говорит, что, обдумав услышанное, сперва предположил худший сценарий. Действительно, взрослый мужчина, абсолютно голый, вечером, когда в кампусе никого нет, находится наедине с мальчиком в душе: согласитесь, это настораживает. Но потом он взвесил то, что знал о Джерри Сандаски, который «и на людях постоянно дурачится с ребятишками из “Второй мили”, своими воспитанниками», и решил, что это все объясняет [29].

Затем Гэри Шульц и его коллега Тим Кэрли встретились с Грэмом Спэньером, ректором Пенсильванского университета.

Прокурор:Вы сообщили Спэньеру о том, как сами интерпретируете ситуацию?

Шульц:Да.

Прокурор:Что конкретно вы ему сказали?

Шульц:Ну, что, судя по всему, Сандаски просто дурачился.

Прокурор:Вы употребили именно это слово?

Шульц:Да, такое поведение было в целом свойственно Джерри. Люди не раз видели, как он дурачится со своими воспитанниками, в том числе и в душевой.

Выслушав Кэрли и Шульца, Спэньер задал им два вопроса: «Вы хорошо знаете этого человека?» и «Вы уверены, что за этим ничего больше не кроется?». Оба ответа были утвердительными. Сам Спэньер практически не общался с Сандаски. Университет нанимает тысячи специалистов, где уж со всеми лично познакомиться. И вот теперь вдруг оказывается, что одного из них – уже пенсионера – видели в душе при подозрительных обстоятельствах. Ну и как прикажете поступить?

«Я помню возникшее между нами в тот момент напряженное молчание, – позже рассказывал Спэньер. – Все мы словно бы мысленно несколько секунд чесали в затылках, раздумывая, как следует реагировать на подобного рода “дурачество”. Раньше я таких сигналов не получал ни разу».

Если бы в ту пору ректором Пенсильванского университета был Гарри Маркополос, он, разумеется, ни за что бы не расслабился и принялся немедленно расследовать инцидент. «Мужчина в душе? Вечером? Наедине с малолетним?» Человек, разглядевший аферу Мейдоффа на десять лет раньше всех прочих, моментально пришел бы к самому неутешительному выводу. «Сколько лет ребенку? Что они делали вечером в кампусе? Да еще вдобавок с этим самым Сандаски пару лет назад уже был какой-то подозрительный случай? Так-так!»

Но Грэм Спэньер – не Гарри Маркополос. Он выбрал самое вероятное объяснение – что Сандаски был тем, за кого себя выдавал. Жалел ли он впоследствии, что не задал уточняющих вопросов и не потрудился лично навести справки? Разумеется, жалел. Но следовать презумпции правдивости – не преступление. Это одна из основополагающих человеческих склонностей. Спэньер повел себя точно так же, как Альпинист и Скотт Кармайкл, как Нэт Саймонс и Тринеа Гонзар, как практически все родители гимнасток, ходивших на процедуры к Ларри Нассару. Разве отцы и матери девочек не находились тут же, в кабинете врача, когда Нассар растлевал их дочерей? Находились. Разве дети не сообщали им, что доктор как-то странно себя ведет? Сообщали. И тем не менее родители отправляли их к Ларри снова и снова. Однако во время процесса над Нассаром никому ведь даже и в голову не пришло заявить, что этим родителям, не сумевшим оградить своих детей от злодея, место в тюрьме. Мы смиряемся с тем, что статус родителя требует в принципе доверять всем людям, которых вы допускаете в окружение своего ребенка.

Если в каждом тренере подозревать извращенца, то спортивные секции будут пустовать, а ни один человек в здравом уме добровольно не пойдет в тренеры. Мы придерживаемся презумпции правдивости – даже если это сопряжено со страшным риском, – потому что выбора нет. Общество не может функционировать иначе. И в тех редких случаях, когда наше доверие обманывают, люди, павшие жертвой презумпции правдивости, заслуживают не осуждения, а сочувствия.

Сначала обвинение предъявили Тиму Кэрли и Гэри Шульцу. Двух едва ли не самых авторитетных и влиятельных руководителей престижнейшего американского университета взяли под арест. Ректор срочно созвал совещание, на котором дал выход эмоциям. Спэньер всегда считал свой университет одной большой семьей. Арестованные были его друзьями. И когда они сказали ему, что происшествие в душевой, скорее всего, обычное баловство, не более того, Спэньер ни на минуту не усомнился в их искренности.

«Наверняка вы вскоре увидите, как люди начнут дистанцироваться от Гэри и Тима, станут буквально шарахаться от них, – сказал Спэньер на совещании. Однако заявил, что сам намерен всячески их поддерживать: – Это наш золотой фонд, старейшие сотрудники: Тим работает в университете 35 лет, а Гэри 40. Некоторые из нас знают их на протяжении всего этого долгого периода. Да я и сам в последние 16 лет своей жизни имел с ними дело чуть ли не каждый день… Оба они честные люди, радеющие об общем благе. Не сомневаюсь, что произошло досадное недоразумение. И наша задача – всячески их поддерживать. Если, не дай бог, на кого-нибудь из вас также вдруг падет ложное обвинение, я сделаю то же самое для любого из своих сотрудников. Я хочу, чтобы вы это знали, всегда старались поступать по совести и не боялись осуждения, если уверены, что действуете правильно… потому что университет всегда встанет на вашу защиту» [30].

Вот как раз за такое люди и любили Грэма Спэньера. Именно поэтому он и сделал столь блестящую карьеру в университете. Вот почему и вы, и я хотели бы работать под его началом. Мы предпочитаем, чтобы нашим ректором был Грэм Спэньер – а не вооруженный до зубов Гарри Макрополос, бдительно ожидающий момента, когда в его кабинет ворвется отряд спецназовцев.

Это первый нюанс, который следует учитывать, разбирая случай Сандры Блэнд. Нам кажется, будто мы хотим, чтобы наши защитники откликались на малейшее подозрение. И мы виним их, если они придерживаются презумпции правдивости. И, пытаясь отправлять за решетку людей вроде Грэма Спэньера, мы посылаем лицам, обладающим властью, сигнал о том, какого отношения к незнакомцам мы от них ждем – ни на миг при этом не задумываясь, какими окажутся последствия.