Ольга Гордеева - Измененные состояния сознания и культура: хрестоматия

В опубликованных ранее статьях Генри и Померанца было обращено внимание на странный, необъяснимый факт: стимуляция глубоких мускульных чувствительных окончаний. во многом ответственных за производство эндорфинов, осуществляется акупунктурой. …Сопровождающий начало акупунктуры рост болевого порога осуществляется медленно, достигая максимума примерно через 40 минут, и остается в стадии плато, пока продолжается стимуляция, после ее окончания болевой порог падает в течение 15–20 минут. медленное нарастание и плавное падение анестезирующего эффекта предполагают возможность гуморального* механизма; гуморальная обезболивающая субстанция появляется в спинномозговой жидкости в ответ на акупунктуру. (…)

…Возникают два неразрешимых вопроса.

1. Почему у животных развивались механизмы с диаметрально противоположными эффектами: один создает боль и страх, а другой – обезболивание и эйфорию?

2. Почему анестезия – эйфория, порождаемая эндорфинной системой, – связана с проприоцептивными чувствительными окончаниями, соединенными с мускулами и суставами?

Предполагается, что обе эти загадки могут быть разрешены в контексте гипотезы «борьбы или бегства» У. Кэннона. Она делает понятным, осмысленным ощущение страха и боли, которые испытывает животное, попавшее в опасную ситуацию, так как эти сигналы автоматически вызывают реакцию «борьбы или бегства». Эта реакция высоко адаптивна. (…) Если, тем не менее, после первоначальной реакции боли и страха ситуация угрозы превратилась в борьбу не на жизнь, а на смерть, то животное очень часто вовлекается в длительное, напряженное и болезненное двигательное усилие для того, чтобы бороться со своим противником или убежать от него. В этой длительной борьбе за жизнь становится также понятным, почему эндорфинный механизм должен вмешаться в действие и для чего он связан с проприоцептивными чувствительными окончаниями, которые активируются насильственной двигательной активностью бегства или борьбы. Получившаяся в результате анестезия облегчает боль от ран и мучения от насильственной мускульной активности, а эйфория – оптимальное состояние мозга индивида, пришедшего к победе.

Китайские иглоукалыватели открыли «искусственный» путь стимулирования проприоцептивных окончаний, создавая пациенту, лежащему неподвижно на операционном столе, тот же уровень обезболивания и успокоения, что испытывает животное после получасовой борьбы за жизнь.

Эта гипотеза получила поддержку в процессе наблюдения и изучения бегунов на длинные дистанции. Замечено, что в первые 20 минут (или около этого) напряженной двигательной активности легкоатлеты испытывали болезненные ощущения и усталость; затем у них развивалось «второе дыхание», боль прекращалась, и они достигали состояния эйфории. Последние исследования действительно подтвердили, что уровень эндорфинов весьма существенно возрастает во время бега на длинные дистанции [1; 5].

Эта гипотеза, безусловно, соотносится с темой нашей статьи в том, что 1) шаманские трансы очень часто связаны с энергичной двигательной активностью и 2) до сих пор почти необъяснимой оставалась мелкая дрожь, сопровождающая негипнотические трансы и отраженная в названиях таких транс–групп, как «Трясуны» (Quakers) и «Дрожащие» (Shakers) (см. «Шейкеризм»*) [17]. Возможно, что назначение дрожания – действовать в качестве «эндорфинового насоса» и что поведение в танце и дрожание связаны с производством и поддержанием обезболивания благодаря эндорфиновому эффекту.

Ряд авторов упоминают часто встречающуюся связь между ритмическими звуками и трансом… [12; 13]. (…) Стоит привести замечание, сделанное Мак–Грегором и Беклейком в обобщении наблюдений китайских исследователей. «Любое сенсорное раздражение уменьшает ощущение боли, включая звуковое и визуальное, но акупунктура в этом плане более эффективна, чем другие формы» [11, 6].

(…) Нечувствительность к боли проявляется не только в условиях двигательной сверхактивности. (…) Рассказ исследователя Африки Д. Ливингстона о нападении на него льва также интересен в этом отношении.

«Заряжая ружье, я услышал крик. Встрепенувшись и посмотрев на полоборота вокруг, я увидел льва, который как раз прыгал на меня. Я был небольшого роста; он схватил мое плечо в прыжке, и мы оба упали вниз. Жутко рыча рядом с моим ухом, он тряс меня как терьер крысу. Шок произвел оцепенение, сходное с тем, которое, вероятно, испытывает мышь после первой встряски, полученной от кота. Он вызывает определенный вид дремоты, в котором нет места ни чувству боли, ни ощущению ужаса, хотя есть полное осознание всего того, что произошло. Это похоже на то, что описывают пациенты, находящиеся под действием хлороформа, – они видят всю операцию, но не чувствуют ножа. Эти необыкновенные условия не есть результат какого–либо душевного процесса. Дрожь уничтожает страх и не допускает никакого чувства ужаса у животных. Это особое состояние, вероятно, продуцируется у всех животных, убиваемых плотоядными; и если так, то это условие, извиняющее нашего милосердного Создателя: смерть лишена боли» [15, 128].

Ливингстон относит свое обезболивание – эйфорию – к тряске, но, вероятно… его первоначальный ужас тоже должен приниматься во внимание. …Мы можем часто отметить элементы психологической угрозы во многих шаманских практиках. В случае с испытанием у североамериканских индейцев, описанным в статье Жилека, это перспектива подвешивания на крюках за кожу, а в Святой секте – перспектива «держания» змеи и огня частью ее членов – все это угрозы с потенциалом для защитной генерации эндорфинов, не отличающиеся от переживаний. Ливингстона. Все они наводят ужас.

Интересно также, что искусственные ситуации угрозы могут быть произведены как самим организмом (ночные кошмары, бред и психозы), так и путем манипуляций целителей–хилеров (экстазы, микропсихозы, трансы). Кажется странным, что сам организм и целители, чья деятельность рассматривается как помощь, создают ситуации, которые могут напугать до смерти. Но тот факт, что эндорфины продуцируются в ответ на жесткую психологическую угрозу, предполагает новую гипотезу – теорию иммитативного гиперстресса.

Психоаналитики наделяют прямо–таки мистическими функциями эго, которое стремится дифференцировать восприятие, основанное на реальности, и галлюцинаторное или иллюзорное восприятие. Эта функция – проверка реальности – затормаживается во время сна, психозов и других измененных состояний сознания таким образом, что воображаемые образы воспринимаются как реальность. Ортодоксы рассматривают ухудшение контроля реальности как недостаток и говорят о регрессивном состоянии эго.