Михаил Бейлькин - Медицинские и социальные проблемы однополого влечения

Разумеется, семейная идиллия с психопатом не могла продолжаться долго. Уже сам по себе тот факт, что Н. около года был лидером в семье, вызывает уважение к его незаурядному педагогическому дарованию. Но, в конце концов, конфликт разразился и громогласные скандалы стали повседневностью. К вышедшему из-под контроля старшему брату присоединился младший, и оба они заявили отчиму:

– Если ты и дальше попытаешься командовать нами, мы подадим жалобу в милицию на твои педерастические приставания к нам!

Время от времени они утверждали, что их заявлению уже дан ход, и что Н. со дня на день ожидает арест. Шантаж, затеянный братьями, возможно, был рассчитан лишь на испуг их старшего партнёра, и всё же новый срок заключения стал для Н. достаточно реальной перспективой. Мать обоих бунтарей, напуганная скандалами, поспешила за советом и помощью к родичам мужа. Те заставили Н. обратиться к сексологу.

Согласно научной парадигме середины ХХ века, гомосексуальность считалась болезнью, которую надлежало лечить (с чем явно не вязалась уголовная ответственность за мужеложство, предусмотренная 121 статьёй Уголовного кодекса). Я всегда скептически относился к подобной постановке вопроса. Что же касается лечения Н., то оно представлялось мне делом и вовсе безнадёжным. Однако и отказать Н. в лечебной помощи, значило бы поступиться врачебным долгом: у него сложилась тяжёлая психотравмирующая ситуация.

Н. получал психотерапевтическое и медикаментозное лечение, и, надо сознаться, в его терапии применялся и апоморфин. Этот препарат вызывает возбуждение гипоталамического рвотного центра. Таков один из видов аверсивной (от латинского “aversio” – “отвращение”) терапии. Подобным способом, например, лечили алкогольную зависимость. Алкоголику сначала вводили апоморфин, а затем предлагали выпивку. Повторное совпадение этих двух событий – тошноты и рвоты, вызванных действием препарата, и приёма алкоголя – накрепко связывалось в памяти пациента, так что вид, запах и вкус спиртного начинал потом вызывать отвращение и рвотный рефлекс и без подкрепления апоморфином. Поскольку алкоголизм не побеждён и поныне, приходится признать, что описанная методика отнюдь не всесильна.

Следуя предписаниям прошлых времён, таким же методом “лечили” и гомосексуальность. Испытав в далёкие 60-е годы действие апоморфина на нескольких пациентах, я почти сразу же отказался от него, придя к выводу о недопустимости этого способа терапии. И всё же результаты наблюдений над Н. оказались совсем не однозначными.

После введения ему препарата, Н. спокойно разглядывал гомосексуальную порнографию, скептически выслушивая формулы внушения, что это занятие, пока ещё вызывающее у него интерес, вскоре станет для него отвратительным. Тут начал действовать апоморфин, да так, что его эффект поначалу ошеломил пациента. Впрочем, Н. был не из самых внушаемых людей.

– Отныне вам покажутся отвратительными не только порнографические снимки, но также вкус и запах спермы, – внушал ему я. – Вы не сможете взять член в рот!

– Смотря у кого! – еле слышно отвечал строптивый пациент, содрогаясь от рвоты и обливаясь холодным потом.

Казалось бы, лечение апоморфином тут же надо было прекратить, но Н. настаивал на продолжении курса. Впервые за много лет он обрёл здоровый сон; у него нормализовалось пониженное до того артериальное давление; даже глубокие морщины на его лице стали менее трагическими. Разумеется, дело было в психотерапевтическом лечении в целом, но действие апоморфина тоже нельзя сбрасывать со счётов. Воздействуя на гипоталамус, этот препарат повышает половое влечение и улучшает эрекцию. Это было на руку Н., возобновившему то, в чём он очень нуждался в смутное для него время – половую близость со своей супругой.

Между тем, в течение последующих двух месяцев повод для беспокойства отпал сам собой: на старшего пасынка, зверски избившего своего соперника, завели уголовное дело. Вскоре Н., не помня зла, уже носил передачи в следственный изолятор, инструктировал своего бывшего любовника, подсказывая ему как себя вести, и вёл переговоры с адвокатом.

Окончание этой истории весьма примечательно. Случайно стало известно, что во время поножовщины в колонии был ранен заключённый, заступившийся за юношу, которого пытались изнасиловать уголовники (как потом выяснилось, своего тайного любовника). Молодой человек поступил благородно, тем более что срок его заключения подходил к концу, и он мог бы, как того требуют подлые тюремные нравы, отдать своего партнёра на потеху всем желающим. Как только он вышел на свободу, я упросил знакомого, работавшего в правоохранительных органах, сообщить мне координаты этого парня, и, в свою очередь, передал их Н.

Расчёт был простым: Н., чья гомосексуальность, конечно же, была “ядерной”, врождённой, в силу своих детских впечатлений испытывал особое пристрастие к хулиганистым подросткам. Глава родительской семьи был деспотом, которому болезненный мальчик противостоять не мог. Отец время от времени избивал и его самого, и его мать. Именно в эти годы Н. стал завидовать крепким агрессивным парням, которые могли позволить себе роскошь быть независимыми. Тогда же он стал мечтать о близости с ними, наивно полагая, что думает лишь о бескорыстной и преданной дружбе. Во взрослом состоянии к половому влечению присоединилась своеобразная роль опекуна и защитника, отечески направляющего своего младшего друга в русло социально приемлемого поведения. Это была та самая роль, которой он тщетно ждал в годы своего детства от собственного отца.

Гомосексуальный 22-летний бывший вор вполне мог стать объектом такого влечения, одновременно выступая и в роли полового партнёра, преимущественно активного, и опекаемого младшего друга.

Эти предположения оказались верными. В течение трёх последующих лет Н. иногда заглядывал в сексологический кабинет (например, чтобы посоветоваться по поводу болезни сердца своей матери). При этом он утверждал, что их связь (бывшего следователя с бывшим вором!) продолжалась к обоюдной пользе, удерживая младшего партнёра от возвращения в преступный мир.

История Н. – очередная иллюстрация взаимосвязи биологических и психологических факторов, лежащих в основе гомосексуальной ориентации. Ядерная гомосексуальность так или иначе всё равно проявится, но те индивидуальные формы, какие она приобретёт, зависят от детских впечатлений и социальных интеракций.

В рассказанной истории жизнь сама всё расставила по местам. Врач убедился, что был не прав, сомневаясь в перспективности лечения Н., ведь оно привело к избавлению пациента от его главной беды – влечения к подросткам.