Михаил Бейлькин - Медицинские и социальные проблемы однополого влечения

Это ещё не любовь. Можно ли назвать любовью зависимость обезьянки от плюшевой “мамы” в опытах Харлоу или поиски ребёнком матери в инфекционной клинике? Скорее, речь идёт об особом симбиозе, в котором больше врождённых инстинктивных, чем индивидуальных проявлений. В основе детской привязанности обычно лежит чувство беспомощности. Другое дело, что такая эмоциональная симбиотическая привязанность – росток будущей способности к любви (речь идёт о человеке, а не об обезьянке, разумеется).

По мере того, как ребенок становится личностью, его эмоциональная симбиотическая привязанность к матери всё больше заменяется любовью. Насколько подлинной она станет, зависит от двух моментов: от степени самостоятельности ребенка и от того, насколько альтруистично его чувство. В свою очередь, и то и другое во многом зависит от способности к подлинной любви самой матери.

Начиная с двухлетнего возраста, ребёнок, наряду с потребностью в контактах с мамой, нуждается в эмоциональном общении с двумя-тремя своими сверстниками. Лишённый этой возможности, ребёнок заболевает.

В периоде полового созревания подросткам свойственны упрямство, строптивость, порой грубость и негибкость во взаимоотношениях друг с другом и со взрослыми. Запутанные отношения с учителями и родителями, с друзьями и знакомыми драматизируют жизнь подростка. В это время у него меняются взгляды на себя, на отношения в школе и в семье. Эти изменения наполнены главным содержанием подросткового возраста – половым созреванием. Подросток претендует на самостоятельность, на независимость от взрослых. С одной стороны, он ищет доказательств собственной неординарности, а с другой, опасается быть “не таким, как все”, боится выпадения из границ нормы. В связи с переоценкой привычных ценностей появляется потребность в поисках критериев, с помощью которых можно было бы определить степень “правильности” своего Я и окружающего мира. Поскольку он ищет их в рамках собственного, весьма ограниченного опыта, конструируется чересчур жёсткая схема. В оценках преобладает категоричность: “да” – “нет”. Окружающие, разумеется, не желают вписываться в столь узкие рамки.

В конфликтах, спровоцированных порой мелочами и принявших нежелательное развитие, подросток часто чувствует свою неправоту. Однако ему трудно найти правильный тон, он то и дело срывается на грубости, о которых потом сожалеет. Он постоянно убеждается в собственной незрелости, неумении ладить с людьми, неосновательности претензий на оригинальность. Сознавая, что в рамки им же сконструированного идеала не укладывается, прежде всего, он сам, подросток испытывает чувство острой неуверенности в себе, а иногда и чувство ненависти к своему “никчёмному Я”. В таких случаях внутриличностные конфликты могут принять драматический оборот. По данным статистики, юноши в большинстве европейских стран и в России кончают жизнь самоубийством в 4-5 раз чаще, чем девушки.

Взрослые, увы, редко приходят на помощь детям в критических ситуациях. Им нет дела и до странных правил, принятых в подростковых группах. Им невдомёк, что там часто процветает насилие. Трагедии, жертвами которых становятся их дети, обычно воспринимаются взрослыми, как гром среди ясного неба. Ещё хуже, если взрослые сами унижают детей. Садомазохистские семьи всегда были частым явлением. Неуверенность в себе, свойственная многим авторитарным родителям, провоцирует их срывать свою злобу на тех, кто уязвим в наибольшей мере – на собственных детях. Авторитарные традиции и неспособность к любви передаются из поколения в поколение. Люди, не знавшие родительской любви, но зато привыкшие к самодурству и деспотизму “предков”, поступают со своими детьми точно так же, как их отцы поступали с ними самими.

Неспособность матери любить оказывает на детей особенно разрушительное воздействие. Это приводит к последствиям, отчасти напоминающим ту физическую и психическую задержку развития, которую наблюдал на своих пациентах Спитц. Депривация (недополучение) материнской любви приводит к формированию людей, неуверенных в себе и в то же время эгоцентричных; к своеобразной смеси высокомерия и заискивания перед окружающими. При собственной полной неспособности любить они всю жизнь требуют доказательств любви от всех знакомых и даже незнакомых людей, а не находя их, впадают в тревогу и депрессию.

Избыточность материнской любви, как ни странно, тоже не приводит к добру. Она формирует эгоистов, которые, не умея любить сами, требуют безоговорочной и слепой любви (такой, к которой их приучила мать) от всех своих близких и друзей, а затем и от партнёров. Отсутствие подобных чувств (подлинное или мнимое) вызывает у них реакцию гнева и ненависти. Фактически они обречены на одиночество.

Симбиотическая связь сына и матери, уместная в раннем детстве сына, сохраняясь при достижении им пяти лет, а тем более, подросткового возраста, тормозит становление зрелого влечения.

Разрушительно влияют на детей и дефекты отцовской любви. Её отсутствие также порождает чувство неуверенности в себе, парализует активность в работе и в карьере, может привести к формированию садомазохизма (точно так же, как и дефекты сыновней любви к матери). Избыточность же любви к отцу подавляет способность дочерей быть женственными и любить своих сверстников. Нередко такие дочери либо вовсе не выходят замуж, либо вскоре после замужества разводятся.

Зато счастлив тот, кого родители любили по-настоящему, и кто с их мудрой помощью не стал рабом родительской любви. Такая семья – школа альтруизма.

Учит альтруизму и дружба сверстников. Подросток ищет “альтер эго” (своё второе Я). В грозовой атмосфере подростковой конфликтности друг мог бы взять на себя роль арбитра в трудных взаимоотношениях с окружающими, ободрить в сложной ситуации или дружески одёрнуть при ошибочном поведении.

Потребность в избирательном эмоциональном общении приобретает особое значение в связи с пробуждением полового влечения. Именно альтруистическое поведение позволяет решить проблему избирательности и в дружбе, и в любви.

Немалым стимулом является то, что помимо благодарности и даже восхищения любимого человека, подросток испытывает радость оттого, что ради любви он оказался способным на серьёзные усилия, поднялся над своими обычными возможностями и способностями. Таким образом, альтруизм повышает уровень самоуважения, сильно сдавший из-за проблем и просчётов, свойственных подростковому возрасту.

Альтруистические взаимоотношения облагораживают и делают нравственными сексуальное влечение. Андрогены придают эмоциональную напряжённость уже не просто поиску партнёра для удовлетворения полового голода, а поиску лица, способного удовлетворить потребность в избирательном альтруистическом контакте.