Носсрат Пезешкян - Торговец и попугай. (Восточные истории и психотерапия).

Несколько с иной точки зрения Курт Тухольский* в своем стихотворении «Жалоба» описывает супружескую жизнь и те страдания, которые она приносит с собой изо дня в день. В этом стихотворении, из которого мы приводим только первую и последнюю строфы, автор с иронией отвергает то, что считают преуспеванием в обществе, и отстаивает право на любовь и нежность.

Муж – немец

муж

муж -

Это непонятый муж.

У него есть дело, у него есть долг,

У него есть место в верховном суде.

У него есть и жена – но этого он не знает.

Он говорит: «Милое дитя…»

И вполне доволен собой.

Он – муж. И этого довольно.

Муж – немец

муж

муж -

Это непонятный муж.

Он не флиртует со своей женой. Довольно того,

что он покупает ей шляпку.

Она смотрит на него спящего сбоку, когда он

храпит.

Хотя бы чуть-чуть нежности – и все

было бы хорошо.

Он чиновник любви. Ему все можно.

Ведь он женился на ней – чего же еще нужно?

Человек не должен разъединять то,

что соединил Бог.

Он – муж. И этого довольно.

Пятьдесят лет вежливости

Одна пожилая супружеская пара после долгих лет совместной жизни праздновала золотую свадьбу. За общим завтраком жена подумала: «Вот уже пятьдесят лет, как я стараюсь угодить своему мужу. Я всегда отдавала ему верхнюю половину хлебца с хрустящей корочкой. А сегодня я хочу, чтобы этот деликатес достался мне». Она намазала себе маслом верхнюю половину хлебца, а другую отдала мужу. Против ее ожидания он очень обрадовался, поцеловал ей руку и сказал: «Моя дорогая, ты доставила мне сегодня самую большую радость. Вот уже более пятидесяти лет я не ел нижнюю половину хлебца, ту, которую я больше всего люблю. Я всегда думал, что она должна доставаться тебе, потому что ты так ее любишь».

Не всегда мы сами ставим перед собой какую-либо цель, иногда это делают за нас другие. «Я стараюсь выполнять то, чего хочет мой муж». Главное для нас – это угадать и исполнить желания и намерения нашего партнера. При этом мы не проявляем никакой инициативы ради себя и, очевидно, без всяких на то оснований отодвигаем на задний план собственные желания и потребности. Эта предупредительность, это замалчивание своих собственных потребностей и желаний приводят не только к недоразумениям, но и к одностороннему распределению ролей, которое с течением времени будет восприниматься как обуза и порабощение.

Вот что рассказала мне сорокапятилетняя домохозяйка, мать двоих детей, которая проходила у меня курс лечения по поводу депрессии, приступов тревоги, нарушений в области желудочно-кишечного тракта и кровообращения: «До сих пор я только и делала, что считалась с другими: с мужем, с детьми, с моими родителями, родственниками, знакомыми, соседями и т.п. Я всем хотела угодить и совершенно забыла о себе. В результате мне стало очень трудно принимать самостоятельные решения, так как я всегда думала о том, что скажут другие по этому поводу, понравится ли им это, что они подумают, будут ли они довольны? Если же, приняв решение, я замечала, что кто-то не согласен с ним, я тотчас же шла и делала то, чего совсем не хотела делать. Меня не покидали сомнения и чувство вины. Ссоры близких людей угнетали меня. Я попала в сильную зависимость от чужого мнения. Вдобавок я возложила на себя слишком много обязанностей, которые просто не могла осилить. Домашняя работа стала для меня непреодолимым препятствием. Я приходила в уныние, падала духом, меня одолевала тревога и мучила депрессия, которую врачи лечили медикаментами. Когда силы иссякали, я ложилась в постель. Стоило мне почувствовать, что я отдохнула, что мои душевные и физические силы восстановлены, как все опять начиналось сначала. Когда мое состояние ухудшалось, мне опять прописывали лекарства, так что постепенно у меня появилось чувство, что, наверное, я страдаю меланхолией и мне уже нельзя обходиться без этих лекарств. Если что-нибудь мне не удавалось, если я делала что-нибудь и мой муж был этим недоволен, упрекал меня, я тут же смирялась; вместо того чтобы поговорить с ним, я всегда внушала себе: к чему, ведь все бесполезно. Я все более и более теряла чувство собственного достоинства, все становилось мне безразличным. Даже если силы покидали меня, я не щадила себя и продолжала работать до полного изнеможения. Это превратилось в какое-то навязчивое состояние. Один внутренний голос говорил мне: ты должна, а другой тут же внушал: ты не хочешь, ты больше не можешь. Во мне происходила ужасная внутренняя борьба. Я полностью была поглощена своими страданиями и проблемами и не могла уже думать ни о чем другом. Психотерапия помогла мне прозреть. Я вдруг увидела, что я тоже могу быть свободной и что это всецело зависит от меня самой. Только теперь мне стало ясно, под каким гнетом я была в течение всех этих лет».

Одна пятидесятидвухлетняя пациентка очень тяжело переживала разлуку со своим взрослым сыном, постоянно испытывая за него тревогу. «Когда я думаю о своем теперешнем положении, меня мучает мысль, что я прожила свою жизнь напрасно. Чего я достигла в жизни и что я вообще значу для своего сына? Ведь он почти не бывает у меня».

Из этих слов совершенно ясно можно было понять жизненную позицию этой женщины: с тех пор как нет рядом со мной моего сына (моих детей), моя жизнь утратила всякий смысл. А сама я ничего не стою.

Я рассказал пациентке притчу, в которой выражена противоположная концепция.

Тайна зерна

Каждое зерно жертвует собой ради дерева, которое вырастает из него. С первого взгляда кажется, что зерно исчезло, но то, что посеяно и принесено в жертву, воплощается в дереве, в его ветвях, цветах и плодах. Если бы это зерно не было сначала принесено в жертву дереву, то не было бы ни ветвей, ни цветов, ни плодов.

(По Абдул-Баха)

Услышав эту притчу, пациентка была польщена, она восприняла ее как похвалу своему поведению. Ведь она принесла себя в жертву, отреклась от своих интересов ради того, чтобы ее сын мог вести независимую и счастливую жизнь. Она выполнила свой материнский долг. Лишь после того, как она утвердилась в значимости своей роли и поняла, что это признается другими, она могла постепенно, шаг за шагом избавиться от фиксации на единственном для нее и доминирующем смысле жизни ради сына. Эта переориентировка уже не была для нее отрицательной, противоречащей материнскому долгу, а шагом вперед на пути к собственным интересам и новым целям.

Воробей-павлин

Воробей захотел стать таким, как павлин. Как нравилась ему гордая поступь большой птицы с высоко поднятой головой и огромным, словно колесо, хвостом, которым она хлопала!«Я хочу тоже быть таким, – сказал воробей, – я уверен, что мной будут восхищаться другие». Он изо всех сил вытянул голову, глубоко вздохнул, так что его узкая грудка раздулась, растопырил перья хвоста и попытался так же элегантно выступать, как это делает павлин. Долго он семенил туда-сюда и наконец почувствовал, что устал от непривычной манеры держаться. Шея заболела, ноги тоже, но самое плохое было то, что все птицы стали смеяться над воробьем-павлином: и надутые от важности черные дрозды, и кокетливые канарейки, и глупые утки. «Это уж чересчур! Мне не нравится этот спектакль, мне надоело быть павлином. Я хочу снова стать обыкновенным воробьем». Когда же он попытался пробежаться по-воробьиному, ему это не удалось. Он мог только прыгать. С тех пор воробьи и стали прыгать.