Владимир Козлов - Трансперсональный проект: психология, антропология, духовные традиции Том II. Российский трансперсональный проект

Недаром русская религиозно-философская школа выросла и сформировалась как особое явление, под тройным влиянием русских писателей-экзистенциалистов, классической немецкой философии и славянофилов [361].

Русский человек Достоевского – это человек, который живет в полифоническом мире открытых вопросов, где ничто не предрешено, ищет ответа на «проклятые вопросы» и находится в непрестанном поиске, – он живет в каждом из нас. Недаром современные театральные постановки и экранизации Достоевского (как недавний «Идиот») вызывают такой большой отклик.

Чрезвычайно важным корнем российского трансперсонального проекта является «Четвертый путь» Г.И. Гурджиева [70, 71, 267]. И, несмотря на то что Гурджиев учил в России всего лишь несколько предреволюционных лет, его немногочисленные оставшиеся в России ученики оказали влияние на очень важный аспект российской ментальности – отрешенность. В автобиографической книге А.М. Пятигорского «Философия одного переулка» рассказывается о причастности автора к линии учеников Гурджиева и получении первоначального опыта отрешенности, видении мира таким, как он есть, без искажающих культурно-эмоциональных рамок [261]. Наверное, не случайно дальнейшее сотрудничество А.М. Пятигорского с М.К. Мамардашвили, философом, который инициировал опыт отрешенного мышления у многих российских интеллектуалов. В трансцендентальном подходе М.К. Мамардашвили можно найти такие коренные темы гурджиевской работы, как различение между личностью и сущностью и самовоспоминание [192, 193, 194]. Не исключено косвенное влияние опосредованных гурджиевских идей через Московский методологический кружок на все поколение шестидесятников-гуманитариев. Разумеется, гурджиевская работа является предшественницей групповой работы в гуманистической и трансперсональной психологии на Западе.

Наконец, последнее, что нам хотелось бы выделить, – это традиция русского космизма [135, 272]. От Н.Ф. Федорова до К.Э. Циолковского и В.И. Вернадского эта традиция, выражающая космические измерения русской души, сокровенно интегрировалась с российской культурой и наукой, создав ее особый космический и целостный строй. Среди других направлений, не выделяя их как истоки или корни, мы охарактеризуем влияние на трансперсональный проект А.А. Богданова и М.М. Бахтина. Первый является предшественником системного подхода, столь важного для современной трансперсональной психологии, а второй – родоначальником диалогизма.

Итак, мы можем выделить девять основных истоков или корней российского трансперсонального проекта: шаманизм; язычество; исихазм; Достоевский и Толстой; русская религиозная философия теософия; антропософия; «Четвертый путь» Г.И. Гурджиева; русский космизм. В число основных исторических корней мы не включили западное христианство (оно опосредованно повлияло через русскую религиозную философию), суфизм, влияние которого было менее значимым, учение Рерихов, влияние которого проявилось уже в наши дни. Мы также не рассматриваем специально влияние русского масонства и других тайных обществ и эзотерических традиций Востока и Запада (алхимиков, розенкрейцеров, тамплиеров, каббалистов и т.д.). Оно несомненно, но это тема особого исследования. Мы не уделяем специального внимания шаманизму и язычеству, сосредоточиваясь в большей степени на сравнительно недавней и хорошо документированной истории.

Исихазм – мистическая школа восточного христианства – известен в России с XIII века. Греческое слово hesyсhia означает «покой», «мир», «тишина», «одиночество», «молчание». Нередко оно переводится как «священнобезмолвие». Исихазм – это тип христианского мистического мировоззрения, заключавший в себе религиозно-философское обоснование духовно-практической деятельности в аскезе, уединении и постоянной молчаливой молитве; это учение, обосновавшее устремление человека на сближение (или даже соединение) с трансцендентным путем преодоления либо преображения тварной дихотомической природы личности [5, 23, 127, 135, 156, 200, 201, 234].

Исихазм настаивал на возможности и даже на императивной необходимости преображения плоти, и не только в перспективе грядущего всеобщего Воскресения, но здесь и сейчас, в актуальной и конкретной практике, практике монашеского алхимического преображения, т.е. в процессе инициации и духовной реализации.

Особое место во всей цепи исихастической традиции, идущей от Апостолов через отцов-пустынников к афонским монахам XIV века и далее к традициям русского православного старчества, сохранившегося вплоть до XX века, занимает Григорий Палама [201]. Он добился провозглашения исихазма официальной идеологией Византийской империи. За это он был причислен к лику святых, а имя его сделалось синонимом позднего исихазма.

Все учение св. Григория предполагает действие Личного Бога. Не покидая неприступного света, в котором Он обитает вечно, Бог устремляется к человеку и объемлет его Своей Благодатью и действием. Главная цель богословского учения св. Григория – защитить реальность христианского опыта. Спасение – не только прощение. Это подлинное обновление человека. И обновление достигается не высвобождением каких-то природных энергий, присущих тварному бытию человека, но «энергиями» Самого Бога, Который через них встречается с человеком, и объемлет его, и приемлет в общении с Собой. Учение св. Григория затрагивает всю систему богословия, весь корпус христианской догматики. Сущность и энергия – не одно и то же. Если Божественная сущность ничем не отличается от Божественной энергии, то рождение и исхождение ничем не отличаются от творения. В силу разной сущности Бога (Творец) и человека (творение) они никогда не могут быть едиными в сущности. Их единство возможно только в энергии как синергия.

В историко-философской интерпретации исихазма необходимо учитывать, что собственно философская проблематика в доктрине священнобезмолвствующих никогда не ставилась напрямую. Философский аспект скрывается за религиозной риторикой, а обоснование мистико-аскетической практики обнаруживает глубокое философско-мировоззренческое звучание. Философия исихазма вполне реконструируется из богословского подтекста.

Антропология – центральное ядро данного учения. В ней сформулировались и переплелись в единый узел онтология, гносеология, представления о детерминизме, религиозно-мистические переживания и детальные регламентации поведения. Палама рассматривал человека как недробимое целое, природа которого изменчива. В результате ряда целенаправленных действий, выражавшихся в непрекращающейся умной молитве и соответствующей ей уединенно-аскетической практике поведения, исихасты предполагали выход человека на прямую связь с Богом. На эмпирически-житейском уровне цель исихазма сводилась к стремлению преодолеть онтологическую данность, путем освобождения от здешнего земного бытия вырваться из плена тленности и победить смерть. В результате напряженной внутренней работы (пост, упражнения, молитва) активно-деятельный импульс личности претворялся в энергийность, которая делала человека сопричастным благодати и общению с Богом. Так проявлялось мистическое стремление исихастов уйти от реального бытия, достигнув слияния с Богом.