Дэрил Шарп - Психологические типы. Юнговская типологическая модель

Хотя у таких людей недостает терпения или понимания абстрактной реальности их ощущение объективных фактов развито крайне хорошо. Они хозяева деталей (“мелочей”) жизни, они могут читать карты, легко находить дорогу в незнакомом городе, их жилища опрятны и весьма аккуратно обставлены, они не забывают о назначенных встречах и всегда пунктуальны, они не теряют ключи, помнят о том, что надо закрыть трубу в печи и не забывают гасить свет на ночь. Их можно встретить среди инженеров, редакторов, атлетов и людей, работающих в бизнесе.

Экстравертные ощущающие типы обращают внимание на внешнюю сторону жизни. Они сознательно придерживаются моды в одежде и любят быть одетыми безупречно, организуют хороший стол с множеством превосходных вин, окружают себя изысканными вещами и красивыми людьми. Они любят вечеринки и активный спорт, встречи и собрания. Они из той породы людей, которые взбираются на Эверест “потому что это там.” Те, кто не разделяют их типологические пристрастия, получают пуританистские прозвища и слывут робкими, застенчивыми.

Короче, этот тип ориентирован на конкретное наслаждение “реальной жизнью”, — жизнью “на полную катушку.”

Его о постоянный мотив в том чтобы ощущать объект, иметь чувственные впечатления и, по возможности, наслаждаться. Это — человек, не лишенный любезности, напротив, он часто отличается отрадной и живой способностью наслаждаться, по временам он бывает веселым собутыльником, иногда он выступает, как обладающий вкусом эстет. В первом случае великие проблемы жизни зависят от более или менее вкусного обеда, во втором — они принадлежат к хорошему вкусу если он ощущает, — то этим все существенное для него сказано и исполнено. Для него ничего не может быть выше конкретности и действительности пред положения стоящие за этим или выше этого, допускаются лишь постольку, поскольку они усиливают ощущения. При этом совсем не надо, чтобы они усиливали ощущения только в приятном смысле, ибо человек данного типа не простой сластолюбец, — он только желает наиболее сильных ощущении, которые, согласно с его природой, он всегда должен получать извне.

Идеалом экстравертных ощущающих типов является способность быть хорошо приспособленным к реальности, к существующим вещам, в том смысле, в каком они понимают и переживают эти вещи и эту реальность. Их любовь неизменно зависит от физической привлекательности избранного объекта. То, что их партнер думает, чувствует, чему удивляется или негодует, их заботит мало или вообще не интересует, — но они очень хорошо замечают дета ли, которые другие типы забывают отметить марку одеколона после бритья, форму ушных серег, новую прическу, длину пиджака или платья. Они могут быть превосходными любовниками, по скольку их чувство прикосновения всегда естественно настроено на другое тело.

Ахиллесовой пятой данного типа является интровертная интуиция. Все, что не оказывается фактическим, что невозможно увидеть, услышать, понюхать, до чего нельзя дотронуться, мгновенно попадает под подозрение. Все, что приходит изнутри, кажется нездоровым или патологическим Только в области осязаемой реальности они могут дышать свободно. Их мысли и чувства объясняются объективными причинами или влиянием окружающих. Изменения в настроении без колебании списываются на погоду. Психические конфликты здесь нереальны “ничего кроме” воображения, — какое-либо нездоровое состояние дел легко поправить, когда вокруг собираются друзья.

Внутри самого субъекта подчиненная интуиция проявляется в дурных предчувствиях, подозрительных мыслях, возможностях несчастья, катастрофы, дурных фантазиях и так далее. Фон Франц говорит, что подчиненная интуиция является “словно собака, обнюхивающая мусорные ведра”.

Наиболее неприятные черты данного типа проступают до такой степени, что погоня за ощущениями делается всепотребляющей самоцелью. В своих крайних проявлениях люди этого типа становятся грубыми искателями удовольствий, беспринципными эстетами, вульгарными гедонистами. Юнг описывает как это выглядит у мужчины:

Насколько необходимым становится тогда для него объект, настолько же объект и обесценивается, как нечто, существующее в себе самом и через себя самого Объект подвергается вопиющему насилию и выжиманию, ибо он [ощущающий экстраверт] пользуется объектом вообще лишь, как поводом для ощущений. Связанность с объектом доводится до крайности. Но тем самым и бессознательное лишается компенсирующей роли и вынуждается к явной оппозиции. Прежде всего заявляют о себе вытесненные интуиции и, притом, в форме проекций на объект.

Проекции в этом случае дают начало дичайшим подозрениям, ревностным фантазиям и состояниям беспокойства, в особенности, если в дело включается сексуальность. Источник этих проекций кроется в подавленных подчиненных функциях, а сами проекции оказываются все более заметными. Обычно они опираются на самые абсурдные предположения, в полном контрасте с сознаваемым чувством реальности экстравертного ощущающего типа и нормальной добродушной установкой.

Возникают самые причудливые предчувствия — если речь идет о сексуальном объекте, то большую роль играют фантазии ревности, а также и состояния страха В более тяжелых случаях развиваются разного рода фобии, и, в особенности, симптомы навязчивости. Патологические содержания имеют заслуживающий внимания характер ирреальности, нередко с моральной и религиозной окраской. Развивается мелочная — до смешного — мораль и примитивная суеверная и магическая религиозность, отбрасывающая назад к диким ритуалам. Все это возникает из вытесненных, менее дифференцированных функций, которые в таких случаях резко противостоят сознанию и проявляются тем ярче потому, что они, по видимому, бывают основаны на нелепейших предположениях, в полной противоположности с сознательным чувством действительности. В этой второй личности вся культура чувства и мышления оказывается извращенной в болезненную примитивность; разум становится умничанием и расходуется на мелочные различения; мораль оказывается праздным морализированием и явным фарисейством, религия трансформируется в нелепое суеверие; а интуиция, этот высокий человеческий дар, вырождается в надоедливые вмешивания в чужие дела, в обнюхивание каждого угла, и, вместо того, чтобы двигаться вширь, она [вся культура чувства и мышления] опускается на самый низкий уровень человеческой посредственности.

Как и с любой из функций, достигающих ненормальной степени односторонности, здесь также всегда есть опасность, что сознание будет подавлено бессознательным.