Эдуард Киршбаума - Психологическая защита

Пример действия стереотипа "Порядочный человек не ненавидит" на формирование реактивного образования рассматривает в своей книге Петер Лаустер [83].

Секретарша Гизела Ф. часто досадовала на своего начальника. Причиной ее раздражения было несправедливое отношение начальника к ней. Копившееся раздражение и постоянно подавляемая агрессия привели к тому, что у нее начало формироваться чувство ненависти к шефу. Но ее строгое и репрессивное Сверх-Я, которое руководствовалось стереотипом "Порядочные люди не испытывают ненависти", "Ненависть свойственна только плохим людям" вытеснило это часто возникающее чувство неприязни и даже ненависти к начальнику, Сверх-Я преобразовало его в подчеркнутую любезность, предупредительность. Гизела осознавала определенную неискренность, неспонтанность своей любезности и вежливости, тем больше распаляя цензуру Сверх-Я на большую активность. Она стала еще больше прилагать усилий, чтобы полюбить своего шефа. Конечно же, ей не приходило в голову, что искусственная подчеркнутость в проявлении любезности есть результат реактивного образования, есть на самом деле тщательно скрываемая от самой себя агрессия в адрес начальника, агрессия, которая сменила свой знак, минус на плюс.

Этот пример с Гизелой интересен еще и тем, что излишнее, чрезмерное, подчеркнутое проявление чувства может как раз быть указанием на то, что в основании его лежит противоположное по знаку чувство. И, конечно же, неискренность реактивно преобразованного чувства ощущает тот, на кого это чувство направлено.

Лаустер указывает на то, что реактивное образование особенно четко демонстрирует лживость Я по отношению к самому себе и окружающим людям. Понятно, что ложь эта бессознательна, истинное знание о себе иногда настолько невыносимо, что оно не может быть осознано, и тогда человек защищается от этого знания.

Лидия Гинзбург в рассказе "Заблуждение воли" дает поразительное изображение такого отгораживания от реальных чувств с помощью реактивного образования. Главный герой рассказа Эн, человек эгоистичный, мучается чувством вины, вызванной тем, что он уклоняется от заботы о своем отце, который медленно угасает в старости и одиночестве. Вот этот отрывок из рассказа, который как раз демонстрирует ужасающую работу защитного механизма в разрушении личности героя:

"Но самой гнетущей была сцена с ливерной колбасой. Старик как-то приехал к нему, и они вдвоем неплохо позавтракали. Потом Эн вышел из комнаты; входя в комнату, он увидел, что старик у стола ковыряет ножом в тарелке с остатками ливерной колбасы. Эн вошел внезапно, и старик, слегка дернувшись, быстро оставил тарелку с колбасой. Он стыдился показать, что ему хочется еще. Эна ударило в сердце. Хлынула быль и донесла до сознания давний образ: он, мальчиком, у старика в кабинете. Поджав ноги, он сидит на диване; в тарелках перед ним любимые китайские орешки и мандарины <���…> Удар, такой резкий, что на мгновение готов был разорваться туман малодушия и жестокости… Но начало боли показалось ему слишком сильным, обещающим безмерное расширение боли. И, торопливо задвигая все, что могло разогнать туман, он дал ход брезгливости — самой подлой реакции, какой только можно было ответить на сцену с ливерной колбасой" [17, с. 142].

Вид голодного отца разбудил "жестокую работу памяти". По контрасту с его черствым к старику поведением всплывает сцена из детства, когда герой рассказа был окутан теплотой и лаской отца. И этот контраст двух сцен, реальной и выданной памятью, обещает "безмерное расширение боли", с которым его слабое, малодушное и эгоистичное Я не справится. И тогда Я "задвигает все", вытесняет контраст, прекращает жестокую работу памяти. Но с вытеснением контраста, с вытеснением сцены из детства вытесняется и сострадание к старику, такое сострадание к тому же трудоемко, потребует определенных усилий, хлопот, забот. И тогда сострадание оборачивается в полную противоположность, брезгливость к старику, который украдкой утоляет голод.

В дальнейшем ходе рассказа показано, что чувство брезгливости, возникшее в результате работы реактивного образования, так и не вытеснило, не заменило чувство вины перед угасающим стариком. Подруга Эна, Лиза, попадет в самую сердцевину личной трагедии Эна, когда скажет (уже после смерти отца): "Ты заметил — люди, которые в самом деле любили своих родителей, к их смерти относятся довольно спокойно. Мучаются же эгоисты — вместо того, чтобы думать об исчезнувшем человеке, они думают о своей вине" [17, с. 154].

В психотерапевтической практике одного из авторов этой книги были случаи, когда клиенты на консультациях открывали для себя существование негативных чувств к своим авторитарным матери или отцу, которые и по сей день продолжают вмешиваться в жизнь своих трид- цати-сорокалетних детей. Приученные с детства быть благодарными, любящими и вежливыми, они и сегодня свои

6 Псих, защита самостоятельные шаги делают с постоянной оглядкой, а что скажет отец или мать. Свои самостоятельные поступки эти великовозрастные дети принимают за бунт, за неблагодарность маме, которая "всю жизнь им отдала" и продолжает отдавать с такой силой, что они никогда с этим даром не расплатятся.

Клиенты не хотят осознавать у себя наличие негативных чувств (раздражение, страх, агрессия), которые вполне естественны и являются ответом на нескончаемые интервенции матери или отца в жизненное пространство, судьбу своих детей. Это постоянное вытеснение отрицательных чувств обусловлено требованием Сверх-Я быть "благодарными детьми"; правда, эти "благодарные дети" иногда срываются в аффект, крик на очень заботливую мать, которая только и знает, что желает добра своим детям, которые не умеют вести хозяйство, воспитывать внуков и т. д. Такие аффективные срывы у детей, которые "должны быть благодарными", автоматически включают чувство вины ("накричал на мать"), угрызения совести и, как ответ, дальнейший рост безмерной благодарности. Круг снова замыкается. Симбиотическая зависимость от родителей сохраняется и подкрепляется этими спорадическими бунтами против этой же зависимости.

Можно проанализировать проявление реактивного образования и у заботливых родителей и последствия использования этой защиты на детях.

Для этого рассмотрим случай из консультационной практики знаменитого американского психолога Пола (Павела) Вацлавика [101].

Молодая супружеская пара тяготится зависимостью от родителей мужа, их подчеркнутой заботой. Муж уже несколько лет экономически самостоятелен. Он — единственный сын у родителей. Родители давали ему не только все необходимое, но и даже сверх того: еще в детстве открыли ему счет в банке, рано купили ему машину, оплачивали его путешествия и т. д. Они не были в восторге от его выбора жены. Скрытно родители питают неприязнь к снохе. Но это негативное отношение к жене горячо любимого сына не осознается родителями, наоборот, они всячески проявляют заботу о новой семье. Понятно, что эта забота чрезмерна и навязчива. Дети считают, что родители постоянно вмешиваются в их жизнь. Родители сами купили им дорогой дом, хотя супружеская пара предпочла бы более скромное жилище и не в том районе города. Родители приобрели для них дорогую мебель, сами расставили ее в доме, определили, что будет расти в их саду. Четыре раза в году они приезжают к своим детям из другого города (путь немалый, примерно 2500 км) на три недели, которые делают жизнь молодой четы невыносимой. По приезде родители начинают вести хозяйство, молодая супруга не должна заходить на кухню, псрестирывастся все белье в доме, покупается куча еды и запасов, заново переставляется мебель, отец иерсмыиас! автомобили, ухаживает за садом. В общественных швсдснимх всегда платит отец.