Ролло Мэй - Смысл тревоги

Поскольку страх есть нечто типичное и определенное, мы можем найти для него «логические» причины и изучать страхи с помощью математических методов. Но тревога обычно воспринимается как нечто иррациональное. Тенденция вытеснять тревогу, поскольку она кажется иррациональной, или рационализировать ее, то есть превращать в «страх», в современном обществе свойственна не только лишь одним интеллектуалам. То и дело эта тенденция оказывается основным препятствием в клинической или психоаналитической работе при терапии тревожных пациентов. Случай Хелен (глава 9) является тому хорошим примером. Чтобы понять происхождение этой установки, необходимо исследовать общепринятые установки и идеи нашего общества.

Рассматривая представления философов, я не буду касаться того, как они повлияли на мышление окружающих или как на них повлияли идеи предшественников. Скорее нас интересует тот факт, что именно эти представления отражают развитие культуры. Некоторые философы, чьи идеи были важны как для их современников, так и для потомков (о некоторых из таких мыслителей и пойдет речь в этой главе), смогли понять и выразить основной смысл и направление развития культуры своей эпохи. Именно поэтому идеи передовых мыслителей одного века в последующие столетия становятся расхожими представлениями, то есть бессознательными мнениями многих людей [41] Другие аспекты развития современной культуры, имеющие отношение к теме тревоги (например, экономический и социологический аспекты), рассматриваются в главе 6. Краткая история возникновения и развития тех культурных факторов, которые определяют картину тревоги в современном обществе, приводится в главе 7. Этот материал может служить дополнением к настоящей главе. .

Начнем наш обзор с семнадцатого века, потому что именно тогда были сформулированы идеи, господствующие в наше время. Многие принципы, которыми руководствовались ученые и философы семнадцатого века, зародились еще в эпоху Ренессанса, но лишь в семнадцатом веке — в этот классический период, связанный с именами Декарта, Спинозы, Паскаля, Лейбница, Локка, Гоббса, Галилея и Ньютона, — эти представления были систематизированы.

Различных философов семнадцатого века объединяет одна общая черта: размышляя о человеческой природе, они ищут «рационалистического разрешения проблемы человека» [42] Ernst Cassirer, An essay on man (New Haven, Conn., 1944), стр. 16. . В основе их представлений лежало убеждение в том, что человек есть рациональное существо, которое может самостоятельно управлять своей жизнью — интеллектуальной, социальной, религиозной и эмоциональной. Математика тогда воспринималась как основной инструмент разума. Вера в «автономию разума», как ее называл Тиллих, или в «математический разум», если пользоваться словами Кассирера, явилась интеллектуальной основой того переворота в культуре, который начался в эпоху Ренессанса, повлек за собой крушение феодализма и абсолютизма и в итоге выдвинул на первое место буржуазию. В те времена люди верили, что с помощью автономного разума человек способен контролировать свои эмоции (так, например, считал Спиноза). Вера в разум предполагала господство над естественной природой. Эта идея еще больше укрепилась в связи с успехами физических наук. Декарт дал импульс такому направлению мысли, поскольку жестко отделял разум и процесс мышления (сущность) от физической природы (протяжение).

Из дихотомии Декарта следует один важный вывод: естественную природу, в том числе тело, можно понять с помощью законов механики и математики и подчинить этим законам . Так у человека нового времени зарождается интерес ко всему, что поддается объяснению в рамках технических и математических подходов. В результате, во-первых, люди стремились приложить методы механики и математики к всевозможным аренам жизни человека, а, во-вторых, все, что не поддавалось такому подходу, рассматривалось как нечто малозначащее. После эпохи Ренессанса параллельно с подавлением не доступных технике «иррациональных» переживаний началось развитие промышленности. Эти две тенденции тесно связаны между собой, они порождали одна другую. То, что можно сосчитать и измерить, в промышленном мире имеет практическую ценность, а «иррациональные» явления этой ценности начисто лишены.

Вера в то, что естественная природа и тело человека подвластны математическим законам и технике, освобождала от тревоги. И не только потому, что техника должна была удовлетворить телесные потребности человека и защитить его от естественных опасностей, но и потому, что человек освобождался от «иррациональных» страхов и тревог. Человек избавился от страха перед демонами, ведьмами и колдовством, на чем фокусировалась тревога всех людей в течение двух последних столетий Средневековья и в период Ренессанса. По словам Тиллиха, картезианцы, утверждавшие, что душа не может оказывать влияние на тело, смогли «расколдовать мир». Благодаря идеям последователей Декарта сошло на нет преследование ведьм, практиковавшееся в течение всей эпохи Возрождения, вплоть до начала восемнадцатого века.

Вера во всемогущество автономной рациональной личности, возникшая в эпоху Возрождения и более определенно сформулированная в семнадцатом веке, с одной стороны, уменьшала тревогу. Но с другой стороны, поскольку вера в силу разума была неразрывно связана с индивидуализмом Ренессанса, она породила новую форму тревоги — ощущение психологической изоляции человека [43] Это положение рассматривается в главе 6. . Фактически, доктрина автономного разума, появившаяся в семнадцатом веке, была выражением индивидуализма эпохи Ренессанса. Классическое высказывание Декарта: «Я мыслю, следовательно, я существую», — подчеркивает рациональные критерии бытия, но, кроме того, предполагает, что человек живет в пустоте по отношению к окружающим его людям. Сравните это представление с современной концепцией, утверждающей, что у ребенка ощущение своего Я пробуждается тогда, когда он осознает, что другие люди от него отличаются. Поэт Оден кратко формулирует это таким образом:

Если этого «кого-то» не принимать во внимание, возникает новая форма тревоги.

Мыслители семнадцатого века размышляли об отчуждении человека от своих ближних, и предложенное ими решение этой проблемы служило средством борьбы с тревогой для многих поколений. Философы полагали, что освобождение разума каждого человека приведет к построению всеобщей гармонии — между людьми всего мира, а также между отдельным человеком и обществом. Другими словами, человек не должен чувствовать себя в изоляции, поскольку (если он смело следует велениям своего разума) в конечном итоге его идеи и интересы достигнут согласия с идеями и интересами других людей, и тогда будет создано гармоничное общество. Более того, было даже найдено метафизическое основание для преодоления изоляции — оно выражено в той идее, что стремление к «универсальному разуму» приводит человека к гармонии с «универсальной реальностью». Как говорит Кассирер, « математический разум служил связью между человеком и вселенной » [45] Cassirer, op. cit ., стр. 16. .