Роберт Смит - История психологии

Деятельность Роберта Йеркса (Robert M.Yerkes, 1876–1956) в Йельской лаборатории биологии приматов (основанной в 1930 г. во Флориде как Лаборатория сравнительных исследований) способствовала разворачиванию исследований обучаемости шимпанзе. Основное внимание было направлено на язык и на то, могут ли шимпанзе его выучить, поскольку язык — это ключевая способность, отделяющая человека от высших приматов. Шимпанзе по кличке Уошо — главный объект интенсивных исследований в Университете Невады в Рено — стала знаменитостью. Работа с ней началась в 1966 г., но продолжительные попытки обучить ее языку — в отличие от простого использования знаков — к успеху не привели. Было много других исследований, сравнивающих развитие молодых шимпанзе и детей. Русский зоолог Надежда Николаевна Ладыгина-Коте (1890–1963) не позднее 1914–1915 гг. вела дневник воспитания шимпанзе мужского пола Иони и позднее сравнила развитие шимпанзе от 1,5 до 4 лет с развитием своего сына в том же возрасте. Однако исследователи не достигли согласующихся результатов, и в целом работы по этой теме породили разные точки зрения. Позднее исследования Джейн Гуделл (Jane Goodall, род. в 1934 г.), долгое время наблюдавшей за жизнью шимпанзе в их естественной среде обитания в Гомби (Танзания), поставили под сомнение как научную ценность, так и этичность лабораторных исследований. За нею последовали несколько других ученых — таких, как Диана Фосси (Dian Fossey, 1932–1985), которая жила и умерла среди горных горилл в Центральной Африке. Они увидели в природе ценности, отличные от принятых в механистической экспериментальной науке. После этой работы стало трудно представить, что еще в 1963 г. Йеркс и его коллеги писали о своих исследованиях шимпанзе как о «целиком натуралистическом изучении животных в неволе» [цит. по: 124, с. 81]. Полевая работа женщин-приматологов, с симпатией пытавшихся проникнуть в мир наших ближайших животных родственников, была для них образом жизни. Они внесли вклад в пробуждение стремления оберегать природу — движения по охране окружающей среды, в котором проглядывается ностальгия по «естественному» состоянию человечества.

Феминистский историк науки Донна Харавэй (Donna Haraway, род. в 1944 г.) рассмотрела политические и культурные аспекты изучения приматов. В книге «Представления о приматах» (Primate Visions, что также можно перевести как «Первичные представления», 1989) она утверждает, что в этих исследованиях, как в зеркале, отражаются собственные взгляды исследователей на природу человека. Она сравнила отчеты о сексуальной и семейной жизни приматов, которые включали описания доминирования самцов, со взглядами на половую принадлежность и гендерные роли в современном обществе. Ее работа стала продолжением критики 1970-е гг., направленной против природных объяснений человеческих проблем — в частности, допущения существования естественных, природных различий между полами. В результате вместо слова «пол» стало общеупотребительным английское слово гендер. Оно сигнализировало о том, что различия, которые язык традиционно приписывал полу, или биологии, должны просто констатироваться — без утверждений об их происхождении. Книга Харавэй раскрывает в деталях, как знание, которое, казалось, определяется природой, на деле является продуктом социальных отношений, опосредуемых утверждениями о природе. Феминистки, однако, не пришли к единому мнению относительно природы и культуры: некоторые утверждали, что женщина обладает особой силой благодаря естественной близости к природе, воплощенной в способности вынашивать и вскармливать. Другие относились с недоверием к любым утверждениям о «естественном» и, напротив, отстаивали свободу женщины выбирать, в том числе, и свою половую идентичность.

Развитие гендерного подхода, в котором гендеру отводилось важное место в структуре человеческого опыта и деятельности, изменило многие аспекты психологических и социальных наук. Он быстро распространился в начале 1970-х гг. и повлиял, к примеру, на описание поведения животных, психоаналитическую критику грамматического рода в языке и историю психологии. В такой книге, как та, которую вы держите в руках, стало невозможным обращаться к природе человека, не задаваясь вопросами о мужчинах и женщинах. В последующей дискуссии участники разделились на тех, кто искал истину в мире природы, в репродуктивной биологии, и на тех, кто утверждал: то, что мы считаем «данным», сконструировано человеческой культурой.

На этом фоне возник живой интерес к биологии, культуре и истории сексуальности — теме, которая находилась в центре политических представлений феминисток и имела первостепенное значение для познания истоков и характера различий между людьми. Некоторые из самых смелых утверждений по этому поводу исходили от французских феминисток. В середине 1970-х гг. философ и психоаналитик Люси Иригарэ (Luce Irigaray, род. в 1932 г.), которая тогда работала вместе с Лаканом, поставила вопрос: предполагает ли язык, с помощью которого мы говорим о феминин- ности, правдивость того, что мы говорим? Если это так, утверждала она, то можно реконструировать фемининность исходя из женской позиции в языке; это, с одной стороны, развеет миф о женственном, а с другой, сделает женское, а не мужское, отправной точкой в речи. Это породило огромное число исследований: Иригарэ показала путь для перестройки таких академических дисциплин, как литературная критика, в свете нового понимания пола. В результате, как заметила другая французская феминистка Элен Сиксу (Helene Cixous, род. в 1937 г.), «никто не может говорить о ’’женщине” или ’’мужчине” без попадания в идеологический театр, в котором множественность представлений, образов, размышлений, мифов, отождествлений изменяет, искажает и устраняет в зародыше любые концептуализации» [цит. по: 67, с. 204–205]. Многие из этого сделали вывод: о «мужчине» и «женщине» надо говорить как о культурных конструктах; нет никакой независимой от этих конструктов позиции, приняв которую, мы пришли бы к нейтральной точке зрения.

Подобный «театр» раздумий биологические психологи надеялись заменить ясными естественно-научными истинами. Их стремлением было просвещение: поиск знания как объективной основы для построения будущего человечества. Когда Йеркс собрал лабораторную колонию шимпанзе, его ценности были теми же, что и у современных ему бихевиористов и социологов, — прогнозирование и управление природой человека. «Наш план использовать шимпанзе в качестве экспериментального животного всегда был нацелен не на сохранение естественных характеристик животного, а на его разумное изменение в соответствии с определенными задачами. Мы верили, что важно превратить животное в предмет биологического исследования, как можно более близкий к идеальному. С успехом этого предприятия была тесно связана надежда на то, что и человек сможет изменить себя в направлении общепризнанного идеала» [цит. по: 91, с. 47]. Это было знаковое утверждение. Во-первых, в 1943 г. Йеркс не интересовался шимпанзе как диким животным; его представление о природе, предназначенной для ее использования человеком, было далеко от характерного для XXI в. отношения к природе как ресурсу, который надо беречь. Во-вторых, он считал, что основное назначение психологии — улучшение человека, и не разграничивал теоретическую и прикладную работу. В-третьих, весь проект требовал сравнения лабораторных шимпанзе и людей в семьях. В представлении Йеркса, каждый вид обладает набором присущих от природы характеристик, и знание даст нам возможность изменить эти характеристики каждого вида. В-четвертых, обращаясь к социальному явлению — «общепризнанному идеалу», Йеркс не стремился его изучить; он рассматривал моральную и политическую культуру, из которой вырос «идеал», как данность. Он, несомненно, считал знания о шимпанзе важнее знаний о духовной и политической культуре. Он брал идеалы той культуры, в которой жил, и проецировал их на мир человекообразных, а затем использовал знания о животном мире для характеристики природы человека. Идеи о гендерных ролях, агрессии и соперничестве вращались в замкнутом кругу взаимных отражений. Но Йеркс и другие исследователи при этом считали, что изучают природу.