Роберт Смит - История психологии

Феноменология привлекала интеллектуалов, стремившихся объединить поиск знаний с поиском ценностей. Именно с ее помощью современная психология и экзистенциализм достигли Испании. До того, как в 1938 г. там установился режим Франко, философ «жизненного разума» Хосе Ортега-и-Гассет (Jose Ortega у Gasset, 1883–1965) посвящал себя тому, чтобы открыть для своих современников широкую европейскую и особенно немецкую культуру. Группа, сформировавшаяся вокруг Ортеги, — так называемая Мадридская школа — связывала себя с Гуссерлем, но, в отличие от него, характеризовала бытие не через радикальную редукцию сознания к его базовым сущностям, а в терминах жизненных актов. Этот психологический анализ условий человеческого существования, хотя и был нечетким и идеалистическим, ставил на ключевую позицию индивидуальное осознание действия, несущего в себе ценность.

Во Франции влияние феноменологии было значительным, хотя и не коснулось непосредственно тех, кто был психологом по образованию и роду занятий. В конце 1930-х гг. Морис Мерло-Понти (Maurice Merleau-Ponty, 1908–1961) и Сартр писали об эмоциях и воображении скорее с абстрактной, чем с экспериментальнопсихологической точки зрения, характеризуя универсальные свойства осознания человеком условий своего существования. Это направление было близко к художественной литературе, о чем говорит и деятельность Сартра как писателя. Работа Мерло-Понти была более строгой и формальной, и он обстоятельно реагировал на текущие психологические исследования восприятия и поведения. Его интересовали не личностные особенности, а безличная универсальная структура сознания: «в той мере, в какой нечто имеет смысл для меня, я не есть ни здесь и ни там, ни Пьер, ни Поль, я ничем не отличаюсь от какого-то “другого” сознания» [16, с. 10]. Подобные доводы повлияли на становление в 1950-х гг. французского структурализма, который также был способом описания предположительно универсальных формальных свойств разума, мышления и языка. Несмотря на свой объем, труды Сартра и Мерло-Понти не получили продолжения и отдельная школа феноменологической психологии здесь не сложилась.

Благодаря работам таких психологов, как Роберт Маклеод (Robert В.MacLeod, 1907–1972), феноменологическая психология стала известной в США, но почти не оказала там влияния на основные направления исследований (исключение составляет гуманистическая психология, которая будет обсуждаться в главе 9). В Советском Союзе она была совершенно неприемлемой. Британские, американские и советские ученые делали все для создания такой психологии, которая распространяла бы естественно-научное мировоззрение на сферу человеческого — с помощью факторного анализа, исследований научения у животных или работ по обусловливанию. Западная Европа, особенно после 1945 г., следовала их примеру. Исследования по парапсихологии не меняли общей картины, а лишь предлагали новые феномены для изучения в рамках научного мировоззрения. Напротив, гештальтисты и, в еще большей степени, феноменологические психологи утверждали, что наше осознанное восприятие демонстрирует ложность допущений, на которых были основаны механистическая философия XIX в. и следовавшая ей психология XX в. Феноменологи доказывали, что способность различать качества и ценности изначально присуща нашему сознанию, и, следовательно, необходимо перестроить научную психологию таким образом, чтобы идти от качеств сознания. Хотя в феноменологии не было интеллектуального единства, в ней была некая общая ориентация, выражавшаяся особенно в критике того естественно-научного подхода к психологии, приверженцами которого были бихевиористы и последователи Павлова. Феноменологи начинали, так сказать, с противоположной от естественной науки стороны — с целей и ценностей осознанного бытия, а не с измерения отношений между физическими стимулами и реакциями.

Американская и европейская психология в этой главе рассмотрены вместе, чтобы показать разные попытки создания научной психологии на фоне споров о том, что такое наука вообще. В англоязычном мире многие из обсуждавшихся здесь европейских работ либо были неизвестны, либо игнорировались. А там, где о них знали, знали лишь частично, как в случае с работами гештальт- психологов по восприятию и осведомленностью о них в США. Озабоченность американских психологов научностью, определяемой как применение строгих объективных методов в наблюдении за физическими переменными, привела к тому, что большинство континентально-европейских работ даже не рассматривались как научные. Что касается советских психологов, большинство из которых в описываемый период считались последователями Павлова, то они из-за политической изоляции мало что знали об альтернативных подходах на Западе. Но такая изоляция была социальным феноменом, результатом развития психологии в исторически разных контекстах. Хотя психологи определяли границы того, что является наукой, а что нет, эти границы были разными, они были созданы людьми и при смене ситуации могли быть оспорены. Поиски объективности привели к бурному развитию психологии как естественной науки, будь то павловская физиология или гипотетико-дедуктивная схема Халла. Однако такое представление о науке в целом было подвергнуто критике в процессе возрождения философии и человеческих ценностей. Последователей Павлова, бихевиористов и феноменологов объединяла конечная цель — получить знание, необходимое для процветания человечества в будущем. Но шли они к этой цели принципиально разными путями.

Зигмунд Фрейд (Sigmund Freud, 1856–1939), уже давно превратившийся в легендарную фигуру, подобно мифологическому герою, родился в еврейской семье, переехавшей из Моравии в Вену, а умер в Лондоне, в эмиграции, спасаясь от Гитлера. То, что он написал о природе человека, стало частью самосознания людей XX в. Сколько бы возражений ни вызывали его труды, они в значительной степени определяли, что люди думали о самих себе на протяжении всего столетия. Однако, как можно было понять по практически полному отсутствию упоминаний о нем на предыдущих страницах, большинство академических и профессиональных психологов не имели ничего общего ни с ним, ни с его взглядами. Фрейд утверждал, что создал новую науку — психоанализ — как основу для новой психологии. Однако научные психологи обыкновенно принижали значимость этого вклада и рассматривали сделанное Фрейдом как нечто в лучшем случае второстепенное, а в худшем — вредное.