Роберт Смит - История психологии

Эти небольшие работы проясняли структурную теорию психики. Фрейд описал Оно — инстинкты, или движущие силы психики — как полностью бессознательное. В отличие от него ^состоит

из сознательной и бессознательной частей и возникает как непрочное и всегда напряженное взаимодействие между инстинктами и миром, в котором человеку приходится жить. Суровые реалии и ценности этого обширного мира, которые навязываются ребенку через посредство его родителей, формируют Сверх-Я индивида, и это утилизует энергию инстинктов и обращает ее против Я. Когда Я поддается давлению Сверх-Я, возникает чувство вины, часто деструктивное, но приводящее также к сублимации, или перенаправлению энергии, что является источником творческой силы. Фрейд видел в инстинктах и их вытеснении как причину развития неврозов и тревоги, так и ресурс энергии, необходимой для существования общества и ценностей цивилизации. Человеческое Я, в изображении Фрейда, черпает силу из перенаправленных инстинктов.

Читатели Фрейда, в 1920-е гг. уже многочисленные, находили в его работах богатые возможности для понимания того, что происходит, когда цивилизация рушится и миром правят иррациональные силы. Близкие Фрейду аналитики развивали схожие темы. Поль Федерн (Paul Federn, 1871–1950), который в связи с болезнью Фрейда в 1920-е гг. стал исполнять обязанности главы Венского психоаналитического общества, объяснял политические перевороты в Центральной Европе 1918–1919 гг. с помощью понятия «безотцовское общество». Он предлагал позитивное описание сообщества братьев, которое сбросило власть старых предводителей.

Изучение Фрейдом инстинктивных сил привело его к поразительному выводу относительно их природы: они одновременно включают жизнеутверждающий источник сексуального либидо — Эрос, и деструктивный, отрицающий жизнь, источник смерти — Танатос (это слово в конце 1920-х гг. иногда использовали последователи Фрейда). Четыре фактора позволяют пролить свет на это измерение работы Фрейда, которое читатели — и в то время, и позже — считали противоречащим интуиции и спорным. Во-первых, война и революционные события дали Фрейду и его современникам представление о подлинных масштабах человеческой способности к варварству и жестокости. Во-вторых, Фрейд, признавая существование принципа удовольствия, рассматривал его как выражение естественного стремления восстановить равновесие. Он считал, что окончательное равновесие — это состояние смерти: «целью всякой жизни является смерть» [29, с. 405]. В-третьих, Фрейда ставила в тупик устойчивость некоторых заболеваний — таких как навязчивые идеи; даже когда они приносили вред, человеку нелегко было с ними расстаться. Он надеялся объяснить такую склонность человека к саморазрушению с помощью расширенной концепции инстинктов. В-четвертых, сам Фрейд столкнулся лицом к лицу со смертью: он потерял горячо любимую дочь Софию и внука, он боялся за сыновей, которые были на фронте, и за себя, стареющего и страдающего от рака.

В своих книгах Фрейд проникал в сущность и науки, и мифа — и результат многим наблюдателям напоминал религию. Сам он, однако, — особенно в «Будущем одной иллюзии» (Die Zukunft einer Illusion, 1927) — настаивал на том, что религия выдает желаемое за действительное и по сути своей инфантильна. В книге «Неудовлетворенность культурой» (Das Unbehagen in der Kultur, 1930) Фрейд описывал хрупкость цивилизации, которой, как он считал, всегда угрожают вытесненные и подавленные силы, но только благодаря этому непрочному балансу она и существует. У нас есть жестокий выбор: либо быть цивилизованными и несчастными, либо идти к саморазрушению. Единственную надежду Фрейд возлагал на разум — способность к построению систематического, объективного знания, т. е. науки, которая позволяет нам улучшать или, по крайней мере, понимать наше состояние. Через просвещение, поучительным вкладом в которое, по мнению Фрейда, был сам психоанализ, человек приобретает достоинство и овладевает средствами уменьшения страданий, причиняемых невежеством, глупостью и предрассудками. В достопамятном наставлении воображаемому пациенту, с помощью которого Фрейд описывал цель терапии, говорится: «Если нам удастся превратить Ваше истерическое страдание в обычное отсутствие счастья, Вы увидите, что многого достигли» [80, с. 305].

У такого взгляда на жизнь был личный аспект. В 1923 г. Фрейда прооперировали по поводу рака челюсти, после чего ему пришлось жить с протезом и ежедневной болью. Он отказался от обезболивающих средств и продолжал курить сигары, приняв сознательное решение сохранить свой живой ум, чтобы даже перед лицом смерти продолжать достойное дело просвещения. После 1933 г. Фрейд пережил уничтожение в Германии своих книг, его работы поносили как еврейскую науку, но он отказался эмигрировать. После аншлюса (насильственного присоединения Австрии к Германии в 1938 г.) он все-таки покинул Вену (его друзья заплатили нацистам большой выкуп) и прибыл в качестве эмигранта в Лондон, чтобы прожить там последний год своей жизни. Сам Фрейд о феномене фашизма много не писал, но другие авторы нашли в его трудах слова для характеристики политики безумия и ненависти.

Фрейд был глубоко почитаемым основателем мощного и многообразного движения, начавшего жить собственной жизнью. Задачами первостепенной важности для участников этого движения было углубление терапевтического процесса и обучение будущих аналитиков. По традиции, восходящей к деятельности лекарей- гипнотизеров, которых посещал в Нанси Фрейд, психоаналитическая терапия включала в себя психологические взаимоотношения между терапевтом и пациентом. Фрейдистский аналитик стремился стать объектом эмоций (не важно, любви или ненависти), источником которых является подавленное бессознательное, а затем перенаправить эти эмоции на более подходящего человека или занятие. Это ложилось тяжким бременем на психоаналитика, от которого требовалось оставаться объективным и бесстрастным, в то время как к нему испытывают сильные чувства. Обучение, таким образом, включало этап анализа будущего психоаналитика, чтобы вооружить его объективным пониманием себя, а значит, сделать его отстраненным и непредубежденным в отношениях с клиентом. Считалось, что самоанализ Фрейда — уникальный героический поступок — положил этому начало. Далее, до того как появились формализованные процедуры обучения, Фрейд анализировал своего ребенка — младшую дочь Анну, что, учитывая его собственные идеи о природе вытеснения, было удивительным решением.

Впрочем, наибольшие разногласия вызывал вопрос о том, предполагает ли обучение психоанализу наличие медицинского образования. Фрейд не считал его необходимым, и действительно, многие из его ранних и ближайших сторонников, включая Анну Фрейд, не были медиками. Это создало ему много проблем в отношениях с медицинским сообществом, от которого Фрейд ожидал признания. Как ранее месмеризм, а позднее клиническая психология, психоанализ поднял больной вопрос о правомочности немедицинских методов лечения. В США, чтобы открыть практику, психоаналитик должен был иметь медицинский диплом, поэтому когда берлинский аналитик Отто Фенихель (Otto Fenichel, 1898–1946), будучи уже в зрелом возрасте, эмигрировал в США, ему пришлось стать студентом-медиком. Споры по поводу организационных и учебных вопросов оказались неотделимы от теоретических диспутов. Вопреки утверждению Фрейда о том, что им полностью заложены основы новой науки, фундаментальные противоречия продолжали всплывать на поверхность, что нередко сопровождалось сильнейшими эмоциями, которые изумляли сторонних наблюдателей и давали повод для повторения расхожего клише: психоанализ — это религия. Споры в основном были сосредоточены на терапии и обучении — областях, в которых неформальные приемы Фрейда, эффективные в руках блестящего одиночки, представлялись неадекватными задаче создания массовой профессии.