Александр Шёнбург - Искусство стильной бедности

Следующий мощный удар по венгерской нации на­нес Версальский мирный договор, заключенный по окончании Первой мировой войны. Территория страны уменьшилась настолько, что Венгрия стала походить на один большой Будапешт. Более трех миллионов венгров оказались за пределами Венгрии, экономика рухнула. Когда четвертого июня 1920 года правительство и парла­мент были вынуждены подписать Трианонский мирный договор, на зданиях развевались черные флаги, а газеты вышли в траурной рамке.

Третьим ударом стало поражение восстания против советской власти. Сто пятьдесят волнующих часов осе­нью 1956 года Венгрия была независимой. Царило не­обычайное повстанческое настроение. 29 октября пред­седатель Совета министров Имре Надь демонстративно покинул партийный центр и под ликование народа во­шел в здание парламента. В холодное ноябрьское вос­кресенье, в четыре часа утра, началась ответная опера­ция советских войск. Тысячи венгров погибли в уличных боях против превосходящих сил Красной армии.

После восстановления «порядка» советское коман­дование пообещало Надю разрешить уехать за границу, во что он с поразительной наивностью поверил — его, разумеется, арестовали и казнили, как и 229 других ре­волюционеров. После кровопролитий 1848 и 1956 годов венгры и русские не могли оставаться в дружеских от­ношениях. Есть некая ирония судьбы в том, что в 1989 году именно Венгрия первой получила возможность вы­рваться из сферы советского влияния. Открытие вен­герских границ, которое произошло наперекор настой­чивому сопротивлению ГДР и Москвы, повлекло за собой распад Восточного блока и Советского Союза. Сегодня же с политической и экономической точек зре­ния Венгрия — самая успешная страна среди бывших стран Варшавского договора.

История Венгрии доказывает, что поражения порой оборачиваются победами. Прежние победители со вре­менем могут стать проигравшими, тогда как проиграв­шим никто не может запретить оставаться самими со­бой.

В качестве примера венгерского самообладания мне хотелось бы привести своего прапрадеда, графа Стефана Сечени. Его бескорыстие граничило с безумием, по­скольку он полагал, что вещи надо отдавать, прежде чем их у тебя заберут. Впрочем, как экономист и политик, он проповедовал бережливость. Одно из его поучений гла­сило: «Если у тебя есть 300 овец, то управляй хозяйством так словно у тебя их всего 30». По сей день прапрадед остается самым прогрессивным экономическим и соци­альным реформатором Венгрии. Благодаря его усилиям страна вышла на новый, современный этап самосозна­ния. До начатой им «эпохи реформ» Венгрия была фео­дальным, средневеково-византийским государством, чья знать спускала на венских скачках капитал, зарабо­танный в поместьях крепостными. Богатство некоторых венгерских князей достигало таких размеров, что приоб­ретало восточный колорит. Избирательным правом об­ладали лишь высшие слои общества, они и решали судь­бу страны. Землевладельцы были защищены законом 1600-летней давности, который запрещал закладывать земельные участки.

Сечени положил конец привилегиям своего сосло­вия. Решив послужить хорошим примером для других, он предоставил годовой доход со своих 50 тысяч гекта­ров в распоряжение Академии наук. А также урезал на­логовые свободы аристократии, построил порты на Ду­нае, исправил русло Тисы и приказал построить первое связующее звено между Будой и Пештом, Цепной мост. Его язвительные замечания по поводу самодовольства правящего класса и рискованные проекты вызвали ос­трое сопротивление. Мелкие помещики специально собирались в провинции для того, чтобы сжигать его книги.

Вместе со своими политическими противниками, Кошутом и поэтом Петёфи, Сечени был одним из главных реформаторов венгерского самосознания. Он надеялся, что Венгрия пойдет по пути эволюционного развития в рамках Дунайской монархии, а не по революционному, через отделение от Вены. Революционеры, однако, жаж­дали вооруженного столкновения с Австрией. Сечени ушел из политики и переселился из надьценкского зам­ка в «Дом умалишенных», как он сам называл свое новое жилище. Среди его остроумных замечаний есть и такое: «В жизни надо быть либо молотом, либо наковальней. Я отношу себя к наковальням...»

Судя по записям моего прапрадеда, которые он сде­лал в «Доме умалишенных», он никогда не переставал воспринимать политическое фиаско моральной побе­дой. Историки согласились с ним лишь после его смер­ти. Сечени превратился в мифологического националь­ного героя Венгрии, достигнув той степени признания, в которой было отказано даже Лайошу Кошуту, побе­дившему прапрадеда на политической арене.

(вообще и в частности)

Ближайшие родственники венгров по духу — англичане. Так же, как и венгры, они считают свою страну центром мироздания. Ко всем иноземцам англичане, без всякого зазрения совести, относятся как к дикарям или полуди­карям, с которыми надо общаться дружелюбно и по воз­можности воспитывать или подавлять. Последнее они делают довольно вежливо, так как разница между былым величием и глубиной нынешнего падения научила их смирению.

Трудов о том, как Великобритания из великой держа­вы превратилась в социально ориентированное государ­ство, хватит не на одну библиотеку, однако до сих пор нет внятного ответа, почему это никак не повлияло на самооценку англичан. Быть может, потому, что англича­не, как и венгры, азартные игроки? Ведь игрок должен уметь проигрывать и ждать, когда ему снова улыбнется удача. Есть один венгерский анекдот, который вполне можно рассказать и об англичанах.

Венгр захотел купить глобус и отправился в магазин. Продавец подает ему первый попавшийся. «Где же тут Венгрия?» — недоумевает венгр. Продавец указывает ногтем мизинца. «Дайте мне, пожалуйста, глобус по­больше, чтобы на нем была только Венгрия», — говорит покупатель.

Нисхождение Англии, самой богатой и могуществен­ной страны, началось еще во второй половине XIX сто­летия, а примерно с 1900 года стало неизбежной реаль­ностью, на которую сами англичане не обращали особого внимания. Знаменитая английская выдержка и в какой-то мере самовнушение позволяли им отстра­ниться от внешнего мира. Примером тому стал финан­совый крах высших слоев общества. Его предпосылки историки усматривают в парламентской реформе 1832 года, лишившей аристократию политической власти. Через полвека начались и экономические проблемы, на­прямую связанные с общеевропейским аграрным кри­зисом, который был спровоцирован развитием индуст­риализации и увеличением числа импортеров дешевой сельскохозяйственной продукции. В 1894 году в Англии был установлен налог на наследство, вынуждавший каж­дое новое поколение оплачивать кончину главы семьи за счет продажи имущества. Тот, у кого после этого еще ос­тавались деньги, потерял их во время мирового кризиса 1929 года. Последний источник легких денег закрылся для англичан в 1946 году, когда Индия объявила о своей независимости.