Екатерина Мурашова - Ваш непонятный ребенок

«Я ничего плохого о нем не думаю, — неизвестно кого мысленно заклинала Клава. — Я хочу, чтобы его мама не умерла и скорее поправилась. Мне вообще его жалко. Но разве он позволит мне (!) его жалеть… Пусть он сам первый что-нибудь скажет. Я же не знаю, я же что-нибудь не так скажу…»

— Ну что ж, здравствуй, что ли, сестренка! — сказал мальчик и как равной протянул Клаве руку. Клава, опешив, сначала отступила назад, а потом поспешно, обеими руками схватила твердую ладонь Володи и решительно потрясла ее.

— Я очень рада тебя видеть… — потерянно пробормотала она, судорожно пытаясь найти в своей памяти какую-нибудь законченную вежливую фразу и чуть ли не переводя ее с английского. — Я очень рада, что ты будешь у нас жить…

Пятнадцатилетний Володя был так же спокоен и сдержан, как его отец. С матерью Клавы он держался подчеркнуто вежливо и предупредительно, с отцом — ровно, а с Клавой, которую с самого первого дня называл сестренкой, был терпелив и доброжелателен. Виктор Анатольевич предупредил сына, что падчерица диковата и стеснительна, и Володя изо всех сил старался завоевать расположение робкой симпатичной девочки. И это ему удалось. Когда Клава поняла, что Володя вовсе не ненавидит ее, что она ему даже нравится и, несмотря на разницу в возрасте, он вовсе не смотрит на нее свысока, она оттаяла и всей душой потянулась к серьезному положительному подростку. Володя тоже не отказывался проводить время с девочкой, которая буквально смотрела ему в рот, старалась во всем угодить и явно уважала его мнение абсолютно по всем мыслимым вопросам. Володя ходил с ней в парк, в цирк и в музеи, качал ее на качелях и кормил мороженым, решал задачки по математике, научил ее играть в шахматы и работать на компьютере. Компьютер Володя принес из дома и проводил за ним довольно много времени. Сначала Клава, испросив разрешения, просто сидела рядом и молча смотрела, а потом постепенно начала задавать вопросы. Вопросы были продуманными и оттого неглупыми. Володя охотно отвечал, Клава легко и быстро училась.

Тем временем Таисию Петровну, мать Володи, прооперировали и выписали из больницы. Виктор Анатольевич настоял на том, чтобы на первых порах уход за ней осуществляла сиделка, а чтобы Таисия Петровна попусту не нервничала, не вскакивала и не перенапрягалась, Володя пока поживет у него. Володя почти каждый день ездил проведать мать, делал по списку необходимые покупки. Клава помогала ему, а потом, сказав, что идет домой, ждала у парадной. Володя быстро разгадал немудреную хитрость и однажды, растирая замерзшие Клавины руки, решительно сказал:

— Завтра со мной пойдешь. Нечего…

Что именно — нечего, Клава так и не узнала, но сердце у нее зашлось от тревоги.

Таисия Петровна выглядела очень слабой, но вовсе не злой.

— Так вот, значит, ты какая, — приветствовала она Клаву. — А мне Володя много о тебе рассказывал. И все хорошее…

— Это очень хорошо, что вас из больницы выписали, — пробормотала Клава, понимая, что говорит что-то совсем не то. — А скоро вы совсем поправитесь и будете в парк ходить гулять… — Володя смотрел на названную сестру с доброй улыбкой. — Я лучше пойду посуду помою, — окончательно смешалась Клава. — И салат сделаю. Мы вот тут принесли…

Еще через месяц Володя переехал обратно домой. Увез компьютер, зубную щетку и домашние тапочки. Мама Клавы прокрутила в стиральной машине его постельное белье и вывесила на балкон одеяло — проветрить. В самый последний момент Клава вынула из корзины Володину наволочку и тайком надела ее на свою подушку. Прикасаясь к ней вечером щекой, она думала… да ни о чем она не думала, а чувства, тем более чувства двенадцатилетней девочки, — это такая вещь, которую очень трудно выразить словами. Но ощущение Клава помнит — ей казалось, что впервые ей удалось что-то удержать. От Буси не удалось, и от Шурки не удалось, а сейчас — удалось… И это ощущение наполняло ее тихой радостью и надеждой…

Перед отъездом Володи они с Клавой уговорились о том, что будут встречаться.

— У меня никогда не было сестры, — сказал Володя. — Теперь я ее нашел, и чтобы опять потерять — ну уж дудки…

И они встречались. Володя помогал Клаве с физикой и математикой, показывал новые компьютерные игры, программы, которые сам написал. В год окончания школы пригласил на день рождения. Клава пришла раньше, помогала Таисии Петровне готовить. Потом пришли гости — взрослые парни и девушки, при одном взгляде на которых Клаве почему-то стало нестерпимо грустно.

— Моя сестренка — прошу любить и жаловать, — представлял Клаву Володя. Парни безразлично скользили по ней взглядом, девушки смотрели с любопытством. Клава почти весь вечер просидела на кухне, с Таисией Петровной. Однажды Володя прибежал, увидел Клаву, притулившуюся в уголке, не то рассердился, не то расстроился, потянул танцевать…

— Да я не умею, — засмущалась Клава.

— Иди, иди, — строго сказала Таисия Петровна и оборотилась к сыну. — Ты на тех-то вертихвосток не гляди. Вот оно, истинное то сокровище, за шкафом прячется. Попомни мои слова, если, когда надо, меня уже рядом не будет. Мать дурного не посоветует…

— Да ладно тебе, мам… — сердито отмахнулся Володя, а Клава, которая прекрасно поняла смысл сказанных слов, полыхнула костром ото лба до груди.

Танцевала она, почти не чувствуя под собой ног, поднять глаза на Володю не смела.

— Да брось ты, сестренка, — не выдержал наконец Володя. — Мало ли чего мать скажет. Не бери в голову. Погуляем еще на свадьбах. Ты — на моей, а потом и я — на твоей.

Слезы выступили у Клавы на глазах, но каким-то немыслимым усилием воли она сумела загнать их обратно. И именно в этот миг поняла, что любит Володю, любит вовсе не как брата и ничего с этим поделать не может и не хочет.

После окончания школы Володя, как и собирался, поступил в Политехнический институт. Виктор Анатольевич откровенно гордился сыном, устроил по поводу его поступления праздник с тортами и шампанским. Слегка выпив, размягченно глядел на обоих своих детей — родного сына и приемную дочь, которые сидели на диване рядом друг с другом и о чем-то болтали.

— А тебе не кажется, Машенька, — обратился он к матери Клавы, — что наши дети — прекрасная пара?

Мама Клавы рассеянно кивнула и с удивлением взглянула на дочь, которая пулей вылетела из комнаты.

— Ну вот, опять что-то не так сказал, — расстроился Виктор Анатольевич. — Володенька, ты уж пойди, успокой ее, скажи, что я ничего плохого…

Володя отправился в кухню. Момент был самый подходящий, но… Клава так и не решилась сказать названному брату о своих чувствах. Вместо этого получился очередной «разговор по душам», во время которого Володя рассказывал о своих учебных планах и профессиональных надеждах, сетовал на то, что мать по-прежнему плохо себя чувствует, хотя и старается это от него скрывать… Клава, как всегда, утешала Володю, говорила, что все наладится, радовалась его радостями и надеялась его надеждами…